СОГЛАСИТЕЛЬНЫЕ ДЕБАТЫ
Кёльн, 8 июля. Одновременно
с известием о распаде министерства Ганземана мы получили также стенографический
отчет о согласительном заседании 4 июля. На этом заседании было оглашено
сообщение о выходе из министерства г-на Родбертуса, что явилось первым
симптомом распада министерства; кроме того, оба противоречивых голосования по
поводу познанской комиссии, а также уход левых сильно ускорили развал министерства.
Сообщения господ министров о выходе г-на
Родбертуса и в стенографическом отчете не дают ничего нового; поэтому мы не
будем останавливаться на этом.
Поднимается г-н Форстман. Он-де
вынужден протестовать по поводу тех выражений, которые были допущены г-ном Гладбахом
30 июня {см. http://lugovoy-k.narod.ru/marx/05/055.htm} в отношении
«депутации самых почтенных мужей Рейнской области и Вестфалии».
Г-н Берг: Я уже сделал не так
давно, ссылаясь на регламент, замечание, что оглашение петиции здесь неуместно
и что оно мне прискучило {см. http://lugovoy-k.narod.ru/marx/05/055.htm}.
(Возгласы: нам прискучило!) Хорошо, нам. Я говорил от своего
имени и от имени многих других, и то обстоятельство, что нам сегодня задним
числом докучают замечаниями, не снимает этого замечания.
Г-н Тюсхаус, референт центрального
отделения, делает сообщение по вопросу о познанской комиссии. Центральное
отделение предлагает, чтобы была создана комиссия для рассмотрения всех
вопросов, имеющих отношение к Познани, и оставляет открытым вопрос о том, с
помощью каких средств комиссия должна будет осуществить эту цель.
Гг. Вольф, Мюллер, Рейхеншпергер II и Зоммер вносят поправки; все они поддерживаются и ставятся
на обсуждение.
Г-н Тюсхаус дополняет свой отчет
некоторыми замечаниями, в которых он высказывается против комиссии. В данном
случае, как и всегда, истина-де находится где-то посередине, и после длинных и
противоречивых сообщений Собрание придет лишь к тому заключению, что обе
стороны допускали неправильные действия, т. е. останется при том же мнении, что
и сейчас. Прежде всего следовало бы потребовать подробного отчета от
правительства, а затем уже делать дальнейшие выводы.
Как может центральное отделение назначать
докладчика, который выступает против своего же собственного доклада?
Г-н Рейтер излагает причины,
побудившие его выдвинуть вопрос о назначении комиссии. Наконец, он заявляет,
что ни в коем случае не намеревался возбуждать обвинение против министров; ему,
как юристу, слишком хорошо известно, что всякая ответственность министров за
случившееся остается иллюзорной до тех пор, пока не существует соответствующего
закона.
Выступает г-н Рейхеншпергер II. Он клянется в своих горячих симпатиях к Польше; он надеется, что
недалек тот день, когда германская нация уплатит свой старый долг чести потомкам
Собеского. (Как будто этот долг чести давно уже не уплачен восемью разделами
Польши, шрапнелью, адским камнем и палочными ударами!) «Но мы должны также
проявить максимум спокойствия и благоразумия, дабы германские интересы всегда
оставались на первом плане». (Германские интересы, разумеется, заключаются в
том, чтобы удержать в своих руках как можно большую часть этой области.) Г-н
Рейхеншпергер особенно возражает против создания комиссии по расследованию
обстоятельств дела: «это вопрос такого характера, что может быть разрешен
только историей или судом». Разве г-н Рейхеншпергер позабыл о том, что,
как он сам заявил во время дебатов о революции, господа депутаты призваны «делатъ
историю»? {см. http://lugovoy-k.narod.ru/marx/05/022.htm} Он заканчивает свое выступление чисто юридическим софизмом о
положении депутатов. Мы еще вернемся к вопросу о компетенции.
Но вот поднимается на трибуну г-н Бауэр
из Кротошина, сам польский немец, чтобы защитить интересы своих собратьев.
«Я бы очень просил Собрание предать
забвению прошлое и заниматься лишь вопросами будущности народа, который вправе
рассчитывать на наше участие».
Как трогательно! Г-н Бауэр из Кротошина
настолько поглощен заботой о будущности польского народа, что хотел бы «предать
забвению» его прошлое, варварство прусской военщины, евреев и польских немцев!
В интересах самих поляков следует отказаться от обсуждения этих вопросов!
«Чего можно ждать от таких печальных
разбирательств? Если вы сочтете виновными немцев, то разве вы будете из-за
этого меньше заботиться о защите их национальности, об охране их личности и их
собственности?»
Действительно, великолепная откровенность!
Г-н Бауэр из Кротошина признает, что немцы, возможно, были неправы, — но и в
этом случае, все равно, немецкую национальность следует поддерживать в ущерб
полякам!
«Я не представляю себе, какую пользу может
принести копание в прошлом для удовлетворительного разрешения в настоящее время
этих сложных вопросов».
Разумеется, никакой «пользы» для господ
польских немцев и их ярых сторонников. Потому-то они так упорно и возражают против
этого.
Далее г-н Бауэр пытается запугать
Собрание: такая комиссия вызовет-де вновь возбуждение умов, разожжет фанатизм,
и в результате всего этого может произойти новое кровавое столкновение. Эти
человеколюбивые соображения удерживают г-на Бауэра от голосования за комиссию.
Но чтобы не получилось впечатления, что его доверители имеют основание
опасаться комиссии, он не может голосовать и против. В интересах поляков он против
комиссии, в интересах немцев за таковую, а чтобы проявить при этой
дилемме всю свою беспристрастность, он вовсе не голосует.
Другой депутат из Познани, Бусман из
Гнезена, считает, что одно уже его присутствие является доказательством того,
что в Познани проживают также и немцы. Он хочет доказать на основании
статистических данных, что в его районе живет «масса немцев». (Его прерывают.)
Кроме того, имущество более чем на две трети находится в руках немцев.
«К тому же я хочу доказать, что мы,
пруссаки, не только в 1815г. завоевали Польшу силой нашего оружия (!?!),
но завоевали ее вторично 33-летним миром и нашей интеллигентностью»
(доказательством чего служит данное заседание). (Его прерывают. Председатель предлагает
г-ну Бусману говорить по существу.) «Я не возражаю против реорганизации, но
самой разумной реорганизацией было бы введение муниципального устава с выборностью
чиновников; такой устав и постановления Франкфуртского собрания о защите всех
национальностей предоставили бы полякам все гарантии. Но против демаркационной
линии я решительно возражаю. (Его прерывают. Вторичное предупреждение.) Если
говорить по существу вопроса, то я против комиссии, так как она бесполезна и
лишь вызовет волнения; впрочем, я не боюсь ее создания и, если будет нужно, я
выскажусь за комиссию... (Его прерывают: Значит, он говорит за нее!) Нет, я
говорю против... Господа, чтобы объяснить вам хотя бы причины возникновения
восстания, я хочу вкратце...» (Его прерывают. Возражении.)
Цешковский: Не прерывайте его! Дайте высказаться!
Председатель: Я еще раз прошу оратора строго придерживаться
существа вопроса.
Вусман: «Я уже высказался против комиссии и мне нечего больше
добавить!»
Выразив этими словами свое возмущение,
немецко-польскии г-н помещик в ярости покидает трибуну и под громкий смех
присутствующих спешит занять свое место.
Г-н Хейне, депутат Бромбергского
округа, пытается спасти честь своих земляков, голосуя за комиссию. В то же
время он также не может удержаться от того, чтобы не упрекнуть поляков в лицемерии,
обмане и т. п.
Г-н Баумгитарк, также польский
немец, опять-таки выступает против создания комиссии. Причины все те же.
Поляки воздерживаются от участия в
дискуссии. Только Покшивницкий высказывается за создание комиссии. Известно,
что именно поляки уже давно настаивали на расследовании, в то время как сейчас
выясняется, что все польские немцы, за исключением одного, протестуют против
этого.
Г-н Поле — настолько не поляк {Игра слов: Pohle – фамилия, «Pole» - «поляк»}, что он всю Познань причисляет к Германии,
а границу между Германией и Польшей называет «стеной, разделившей Германию».
Защитники комиссии говорили в общем
пространно и недостаточно резко. Так же, как и их противники, они без конца
повторялись. Их аргументы большей частью носили полемически тривиальный
характер и были гораздо менее занимательны, чем пристрастные клятвенные
уверения польских немцев.
На позиции министров и чиновников в этом
вопросе, а также на знаменитом вопросе о компетенции мы остановимся завтра.
Написано Ф. Энгельсом 8 июля 1848г.
Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» №39, 9 июля 1848г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого