К. Маркс. ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА В СЕВЕРНОЙ АМЕРИКЕ
Лондон, 20 октября 1861г
Задающая тон лондонская пресса — еженедельные и ежедневные газеты — уже несколько месяцев повторяет все те же перепевы о Гражданской войне в Америке. Подвергая оскорблениям свободные штаты Севера, она в то же время боязливо защищается от подозрения в симпатиях к рабовладельческим штатам Юга. В самом деле, она постоянно пишет по две статьи: одну статью, в которой нападает на Север, и другую статью, в которой оправдывается за свои нападки на Север. Qui s'excuse s'accuse {кто оправдывается, тот признаёт себя виновным}.
Мотивы оправдания в основном гласят: война между Севером и Югом — война из-за тарифа; далее, эта война беспринципна, она не затрагивает вопроса о рабстве, так как в действительности дело идет о притязаниях Севера на верховенство; наконец, если даже право на стороне Севера, то разве не напрасной будет попытка насильственно подчинить себе 8 миллионов англосаксов! Разве отделение от Юга не избавит Север от всякой связи с рабством негров и не обеспечит ему с его 20 миллионами жителей и огромной территорией более высокое, прежде едва ли мыслимое развитие? Разве Север не должен был бы поэтому приветствовать сецессию как радостное событие, вместо того чтобы стремиться побороть ее путем кровавой и напрасной гражданской войны?
Мы рассмотрим пункт за пунктом защитительные речи английской прессы.
Война между Севером и Югом, — так гласит первое оправдание, — есть просто война из-за тарифа, война между покровительственной системой и системой свободной торговли, и Англия стоит, разумеется, на стороне свободной торговли. Должен ли рабовладелец пользоваться всеми плодами труда рабов или же он должен быть обманным образом лишен части этих плодов протекционистами Севера? Вот вопрос, о котором будто бы идет речь в этой войне. Газета «Times» ограничилась этим блестящим открытием; «Economist», «Examiner», «Saturday Review» и tutti quanti {иже с ними} развивали тему дальше. Для данного открытия характерно, что оно сделано не в Чарлстоне, а в Лондоне. В Америке каждому, конечно, было известно, что в 1846—1861гг господствовал фритредерский тариф и что депутат Моррилл провел в конгрессе свой протекционистский тариф 1861г лишь после того, как мятеж уже вспыхнул. Таким образом, сецессия произошла не потому, что в конгрессе прошел тариф Моррилла, а в лучшем случае, тариф Моррилла прошел в конгрессе потому, что произошла сецессия. Когда в 1832г в Южной Каролине имела место первая попытка сецессии, протекционистский тариф 1828г, несомненно, послужил предлогом, но всего лишь предлогом, как это известно из заявления генерала Джэксона. На этот раз, однако, прежний предлог в самом деле не повторился. На конгрессе сецессионистов в Монтгомери избегали всякого упоминания вопроса о тарифах, так как производство сахара в Луизиане, одном из влиятельнейших штатов Юга, покоится целиком на покровительственных пошлинах.
Война Соединенных Штатов, — продолжает свои оправдания лондонская пресса, — является не чем иным, как войной за насильственное сохранение Союза. Янки не могут решиться зачеркнуть 15 звезд на своем знамени. Они хотят изображать на мировой арене колоссальную фигуру. Другое дело, конечно, если бы война велась за уничтожение рабства! Но вопрос о рабстве, — как, между прочим, категорически заявляет «Saturday Review», — не имеет никакого отношения к этой войне.
Прежде всего следует напомнить, что инициатива войны исходила не от Севера, а от Юга. Север обороняется. В течение месяцев он спокойно смотрел, как сецессионисты захватывали форты, военные арсеналы, судовые верфи, таможни, кассы, корабли, запасы оружия Союза, оскорбляли его знамя, брали в плен отдельные отряды его войск. Наконец, сецессионисты решили шумным военным выступлением заставить правительство Союза отказаться от его пассивной позиции и только поэтому предприняли бомбардировку форта Самтер у Чарлстона. 11 апреля (1861г) их генерал Борегар во время переговоров с командиром форта Самтер майором Андерсоном узнал, что форт обеспечен продовольствием лишь на три дня и, таким образом, по истечении этого срока должен будет сдаться без боя. Чтобы предупредить эту сдачу без боя, сецессионисты начали рано утром на следующий же день (12 апреля) бомбардировку, которая через несколько часов привела к падению форта. Едва только это известие было передано по телеграфу в Монтгомери, где заседал конгресс сецессионистов, как военный министр Уокер публично заявил от имени новой Конфедерации: «Никто не может сказать, где закончится начавшаяся сегодня война». Одновременно он пророчествовал, «что знамя южной Конфедерации еще до 1 мая будет развеваться над куполом старого Капитолия в Вашингтоне, а в скором времени, быть может, и над Фанл-холлом в Бостоне». Только тогда последовало воззвание, в котором Линкольн призывал 75000 человек на защиту Союза. Бомбардировка форта Самтер отрезала единственно возможный конституционный выход, а именно — созыв всенародного американского конвента, как это было предложено Линкольном в его обращении при вступлении в должность президента. Для Линкольна оставался только один выбор: либо бежать из Вашингтона, очистить Мэриленд и Делавэр, отдать Кентукки, Миссури и Виргинию, либо на войну ответить войной.
На вопрос о принципе Гражданской войны в Америке отвечает боевой лозунг, который провозгласил Юг, нарушив мир. Стивене, вице-президент южной Конфедерации, заявил на конгрессе сецессионистов, что конституция, высиженная в Монтгомери, существенно отличается от конституции Вашингтона и Джефферсона тем, что теперь впервые рабство признается само по себе благодетельным институтом и краеугольным камнем всего государственного здания, в то время как революционные предки, люди, опутанные предрассудками XVIII века, смотрели на рабство как на исходящее от Англии и устранимое с течением времени зло. Другой матадор Юга, г-н Спратт, воскликнул: «Для нас дело идет о создании великой рабовладельческой республики (a great slave republic)», — Итак, если Север и обнажил меч только для защиты Союза, то разве Юг не заявил уже раньше, что дальнейшее существование рабства несовместимо более с дальнейшим существованием Союза?
Подобно тому как бомбардировка форта Самтер дала сигнал к началу войны, победа на выборах республиканской партии Севера, избрание Линкольна президентом, послужили сигналом к сецессии. Линкольн был избран 6 ноября 1860 года. 8 ноября 1860 г. из Южной Каролины телеграфировали: «Сецессию здесь считают решенным делом». 10 ноября законодательное собрание штата Джорджия уже занималось планами сецессии, а на 13 ноября было назначено специальное заседание законодательного собрания штата Миссисипи, чтобы рассмотреть тот же вопрос о сецессии. Но избрание Линкольна само явилось лишь результатом раскола в демократическом лагере. Во время избирательной борьбы демократы Севера отдали свои голоса Дугласу, а демократы Юга — Брекин-риджу, и именно этому раздроблению голосов демократов обязана своей победой республиканская партия. Почему, с одной стороны, получила перевес республиканская партия на Севере? Почему, с другой стороны, произошел раскол внутри демократической партии, обе части которой на Севере и на Юге более полустолетия действовали совместно?
Власть над Союзом, которую Юг постепенно узурпировал благодаря своему сговору с демократами Севера, достигла своего кульминационного пункта во время президентства Бьюкенена. Последний Континентальный конгресс 1787г и первый конгресс, созванный на основе конституции в 1789—1790гг., законодательным путем запретили рабство во всех территориях республики к северо-западу от Огайо. (Территориями называются, как известно, расположенные внутри самих Соединенных Штатов колонии, население которых еще не достигло численности, необходимой по конституции для образования самостоятельных штатов.) Так называемый Миссурийский компромисс (1820г), в результате которого Миссури вошел в состав Соединенных Штатов в качестве рабовладельческого штата, запрещал рабство во всех остальных территориях к северу от 36°30' широты и к западу от Миссури. Благодаря этому компромиссу, область рабовладения продвинулась на несколько градусов долготы, между тем как, с другой стороны, его будущее распространение, казалось, было ограничено вполне определенной географической линией. Этот географический барьер был, в свою очередь, опрокинут в 1854г так называемым биллем Канзас-Небраска, автором которого являлся Ст. А. Дуглас, тогдашний лидер демократов Севера. Этот билль, прошедший в обеих палатах конгресса, отменял Миссурийский компромисс, ставил рабство и свободу в равные условия, предписывал правительству Союза относиться к ним обоим с одинаковым безразличием и предоставлял народному суверенитету, т. е. большинству колонистов, решение вопроса о том, вводить или не вводить рабство в какой-либо территории. Так впервые в истории Соединенных Штатов были устранены всякие географические и юридические преграды для распространения рабства в территориях. Под действием этого нового законодательства свободная до тех пор территория Новая Мексика — территория, в пять раз большая, чем штат Нью-Йорк — была превращена в рабовладельческую территорию, и сфера рабства была продолжена от границы Мексиканской республики до 38° северной широты. В 1859 г. Новая Мексика получила рабовладельческий кодекс, который может соперничать в варварстве с кодексами законов Техаса и Алабамы. Между тем, как доказывает перепись 1860г, Новая Мексика с населением почти в 100000 жителей не насчитывает и полусотни рабов. Таким образом, для Юга было достаточно послать через границу нескольких авантюристов с немногими рабами и затем, с помощью центрального правительства в Вашингтоне, а также его чиновников и поставщиков в Новой Мексике, созвать с невероятным шумом мнимонародное представительство, чтобы навязать этой территории рабство и тем самым господство рабовладельцев.
Однако в других территориях этот удобный метод оказался неприменимым. Тогда Юг сделал следующий шаг и апеллировал от конгресса к Верховному суду Соединенных Штатов. Этот суд, насчитывающий девять судей, из которых пять принадлежат Югу, был издавна послушнейшим орудием рабовладельцев. В 1857г, по пресловутому делу Дреда Скотта он постановил, что каждый американский гражданин имеет право взять с собой на любую территорию всякую признанную конституцией собственность. Конституция признает рабов собственностью и обязывает правительство Союза защищать эту собственность. Следовательно, на основании конституции владельцы могут принудить своих рабов к труду в территориях, и каждый отдельный рабовладелец может, таким образом, вводить рабство в свободных до сих пор территориях против воли большинства колонистов. Законодательные собрания территорий лишались права запрещать рабство, а на конгресс, наряду с правительством Союза, возлагалась обязанность защищать пионеров рабовладельческой системы.
Если Миссурийский компромисс 1820г расширил географические границы рабства в территориях, если билль Канзас-Небраска 1854г уничтожил всякую географическую границу и поставил на ее место политическую преграду — волю большинства колонистов, то Верховный суд Соединенных Штатов своим решением в 1857 г. уничтожил и эту политическую преграду, превратив все территории республики, настоящие и будущие, из рассадников свободных штатов в рассадники рабства.
В то же время при правительстве Бьюкенена в штатах Севера беспощадно проводился изданный в 1850г более суровый закон о выдаче беглых рабов. Казалось, что поимка рабов для южных рабовладельцев стала конституционным призванием Севера. С другой стороны, чтобы по возможности задержать колонизацию территорий свободными поселенцами, партия рабовладельцев срывала все меры по созданию так называемого фонда свободных земель [Freesoil-Maβregeln], то есть меры, которые должны были безвозмездно обеспечить колонистам определенное количество невозделанных государственных земель.
Как во внутренней, так и во внешней политике Соединенных Штатов интересы рабовладельцев служили путеводной звездой. Фактически Бьюкенен добился поста президента благодаря изданию Остендского манифеста, в котором приобретение Кубы, будь то путем покупки или силой оружия, провозглашалось великой задачей национальной политики. Вовремя его правления Северная Мексика была уже поделена между американскими земельными спекулянтами, которые нетерпеливо ждали сигнала, чтобы наброситься на Чиуауа, Коауилу и Сонору, Непрерывные пиратские экспедиции флибустьеров против государств Центральной Америки подобным же образом направлялись Белым домом в Вашингтоне. В теснейшей связи с этой внешней политикой, открытой целью которой было завоевание новых областей для распространения рабства и господства рабовладельцев, находилось втайне поддерживаемое правительством Союза возобновление торговли рабами. 20 августа 1859г Ст. А. Дуглас сам заявил в американском сенате: за последний год негров из Африки ввезено больше, чем за какой-либо другой год, даже по сравнению с тем временем, когда работорговля еще была разрешена законом; число ввезенных за последний год рабов достигает 15000.
Вооруженное распространение рабства вовне сделалось признанной целью национальной политики; Союз действительно стал рабом 300000 рабовладельцев, господствовавших на Юге. К такому результату привел целый ряд компромиссов, которыми Юг обязан своему союзу с демократами Севера. Об этот же самый союз до сих пор разбивались все периодически повторявшиеся с 1817г попытки оказать сопротивление непрерывно возраставшему натиску рабовладельцев. Наконец наступил переломный момент.
Едва только прошел билль Канзас-Небраска, который уничтожал географическую границу рабовладения и ставил введение рабства в новых территориях в зависимость от воли большинства колонистов, как вооруженные эмиссары рабовладельцев, пограничный сброд из Миссури и Арканзаса, с охотничьим ножом в одной руке и револьвером в другой, набросились на Канзас и путем неслыханных зверств пытались прогнать колонистов с заселенной ими территории. Эти разбойничьи набеги поддерживались центральным правительством в Вашингтоне. Отсюда чрезвычайно сильная ответная реакция. На всем Севере, а особенно на Северо-Западе, образовалась Организация помощи с целью оказать поддержку Канзасу людьми, оружием и деньгами. Из этой Организации помощи и возникла республиканская партия, которая, следовательно, обязана своим появлением борьбе за Канзас. После того как потерпела крушение попытка силой оружия превратить Канзас в рабовладельческую территорию, Юг пытался достигнуть того же результата посредством политических интриг. Правительство Бьюкенена прилагало все силы, чтобы путем принудительных мер заставить Канзас войти в состав Соединенных Штатов в качестве рабовладельческого штата, навязав ему рабовладельческую конституцию. Отсюда новая борьба, которая велась на этот раз главным образом в вашингтонском конгрессе. Даже Ст. А. Дуглас, лидер демократов Севера, решительно выступил теперь (1857—1858гг) против правительства и против своих союзников на Юге, так как навязывание рабовладельческой конституции противоречило принципу суверенитета колонистов, проведенному в билле о Небраске в 1854 году. Дуглас, сенатор от северо-западного штата Иллинойс, потерял бы, конечно, все свое влияние, если бы он захотел признать за Югом право с оружием в руках или посредством актов конгресса отнять колонизованные Севером территории. Таким образом, подобно тому как борьба за Канзас вызвала к жизни республиканскую партию, она послужила одновременно причиной первого раскола внутри самой демократической партии.
Республиканская партия выдвинула свою первую программу на президентских выборах 1856 года. Несмотря на то, что ее кандидат Джон Фримонт не победил, огромное количество голосов, которое он получил, безусловно свидетельствовало о быстром росте партии, особенно на Северо-Западе. На своем втором национальном конвенте перед президентскими выборами (17 мая 1860 г.) республиканцы повторили свою программу 1856г, снабдив ее лишь некоторыми дополнениями. Основное содержание ее было таково: рабству не предоставляется более ни одной пяди новых территорий; пиратская внешняя политика должна быть прекращена; возобновление торговли рабами клеймится позором; наконец, должны быть изданы законы о свободных землях для поощрения свободной колонизации.
Самым важным пунктом этой программы было то, что рабству не предоставлялось ни пяди новых земель, — напротив, предлагалось навсегда ограничить его пределами тех штатов, где оно уже было узаконено. Таким образом, рабство как бы интернировалось; но непрерывное расширение территории и непрерывное распространение рабства за пределы его старых границ — это условие существования рабовладельческих штатов Союза.
Возделываемые рабами культуры предметов южного экспорта — хлопок, табак, сахар и т. д. — являются доходными лишь в том случае, если они производятся большими группами рабов в массовом масштабе и на обширных пространствах естественно плодородной почвы, требующей лишь примитивного труда. Интенсивные культуры, зависящие не столько от плодородия почвы, сколько от вложенного капитала, образованности и инициативности работника, противоречат самому существу рабства. Отсюда быстрое превращение таких штатов, как Мэриленд и Виргиния, ранее применявших рабский труд для производства товаров на экспорт, в штаты, разводящие рабов, чтобы затем экспортировать их в отдаленные районы Юга. Даже в Южной Каролине, где рабы составляют четыре седьмых населения, культура хлопка в течение ряда лет почти совсем не развивается вследствие истощения почвы. Больше того, Южная Каролина под давлением обстоятельств частично уже превратилась в штат, разводящий рабов, так как она ежегодно продает рабов в штаты крайнего Юга и Юго-Запада уже на 4 миллиона долларов. Как только наступает такой момент, становится необходимым приобретение новых территорий, для того, чтобы одной части рабовладельцев с их рабами предоставить новые плодородные земли, а другой, оставшейся части, создать новый рынок для разведения, а следовательно, и для продажи рабов. Так, например, не подлежит сомнению, что если бы не присоединение к Соединенным Штатам Луизианы, Миссури и Арканзаса, рабство в Виргинии и Мэриленде давно бы исчезло. Один из лидеров южан, сенатор Тумбе, удачно выразил на конгрессе сецессионистов в Монтгомери экономический закон, который требует непрерывного расширения территории рабовладения:
«Если не произойдет значительного увеличения рабовладельческой территории», — сказал он, — «то через 15 лет придется разрешить рабам убегать от белых, или же белые вынуждены будут бежать от рабов».
Представительство отдельных штатов в палате представителей конгресса зависит, как известно, от соответствующей численности их населения. Так как население свободных штатов растет несравненно быстрее, чем население рабовладельческих штатов, то число представителей Севера должно было вскоре обогнать число представителей Юга. Поэтому подлинным средоточием политической власти Юга все больше и больше становится американский сенат, где каждый штат, независимо от численности его населения, представлен двумя сенаторами. Следовательно, для того чтобы утвердить свое влияние в сенате, а через сенат и свою гегемонию в Соединенных Штатах, Юг нуждался в непрерывном образовании новых рабовладельческих штатов. Но это было возможно лишь путем захвата чужих земель, как было с Техасом, или же путем превращения принадлежащих Соединенным Штатам территорий сначала в рабовладельческие территории, а затем в рабовладельческие штаты, как это было с Миссури, Арканзасом и другими. Джон Калхун, которым рабовладельцы восхищаются как своим государственным деятелем par excellence {по преимуществу, в истинном значении слова}, уже 19 февраля 1847г заявил в сенате, что только сенат обеспечивает Югу равновесие сил, что необходимо расширение территории рабовладения, чтобы сохранить это равновесие в сенате между Севером и Югом, и что именно этим оправдываются попытки Юга насильственным путем создать новые рабовладельческие штаты.
Наконец, число собственно рабовладельцев на Юге Союза не превышает 300000 — ограниченная олигархия, которой противостоят многие миллионы так называемых «белых бедняков» (poor whites), масса которых постоянно возрастала вследствие концентрации землевладения и положение которых можно сравнить лишь с положением римских плебеев во времена крайнего упадка Рима. Только приобретением и надеждой на приобретение новых территорий, а также пиратскими набегами удается примирять интересы этих «белых бедняков» с интересами рабовладельцев, давать безопасное направление их беспокойной жажде деятельности и прельщать их перспективой самим когда-нибудь стать рабовладельцами.
Итак, ограничение рабства пределами его старой территории должно было, согласно экономическому закону, привести к его постепенному исчезновению, уничтожить политическую гегемонию, осуществляемую рабовладельческими штатами через сенат, и, наконец, подвергнуть рабовладельческую олигархию опасностям, угрожающим ей внутри ее собственных штатов со стороны «белых бедняков». Своим принципом, что всякое дальнейшее расширение рабовладельческих территорий должно быть воспрещено законом, республиканцы, таким образом, подсекали самый корень господства рабовладельцев. Победа республиканцев на выборах должна была поэтому привести к открытой борьбе между Севером и Югом. Однако сама эта победа была обусловлена, как указывалось выше, расколом в лагере демократов.
Уже борьба за Канзас вызвала раскол между партией сторонников рабовладения и ее союзником — демократами Севера. Тот же спор снова вспыхнул в более общей форме теперь, во время президентских выборов в 1860 году. Демократы Севера, во главе со своим кандидатом Дугласом, ставили введение рабства в территориях в зависимость от воли большинства колонистов. Партия рабовладельцев, во главе со своим кандидатом Брекинриджем, утверждала, что из конституции Соединенных Штатов, как это разъяснил также и Верховный суд, законно вытекает рабство; рабство-де уже само по себе является законным во всех территориях и не нуждается ни в какой особой натурализации. Следовательно, в то время как республиканцы воспрещали всякое увеличение рабовладельческих территорий, партия южан претендовала на все территории республики как на гарантированные законом домены. То, что рабовладельцы пытались проделать в качестве примера с Канзасом, — навязать территории рабство с помощью центрального правительства против воли самих колонистов — они теперь объявляли законом для всех территорий Союза. На такую уступку не могли пойти лидеры демократов, так как она привела бы только к дезертирству их армии в лагерь республиканцев. С другой стороны, партию рабовладельцев не мог удовлетворить «суверенитет колонистов», предложенный Дугласом. То, чего она хотела добиться, необходимо было провести в ближайшие четыре года при новом президенте; это могло быть проведено только средствами центрального правительства и не допускало дальнейших отсрочек. От внимания рабовладельцев не ускользнуло, что образовалась новая сила, Северо-Запад, население которого почти удвоилось за время с 1850 по 1860г и находилось уже примерно на одном уровне с белым населением рабовладельческих штатов. Эта сила не была склонна ни по традициям, ни по темпераменту, ни по образу жизни тащиться от компромисса к компромиссу, подобно старым северо-восточным штатам. Для Юга Союз имел ценность лишь постольку, поскольку он предоставлял ему федеральную власть как средство для проведения политики в интересах рабовладельцев. В противном случае для него лучше было порвать теперь же, чем еще в течение четырех лет созерцать развитие республиканской партии и подъем Северо-Запада, чтобы затем начать борьбу при неблагоприятных условиях. Итак, партия рабовладельцев играла ва-банк! Когда демократы Севера отказались и дальше играть роль «белых бедняков» Юга, Юг доставил Линкольну победу благодаря раздроблению голосов и воспользовался затем этой победой как предлогом для того, чтобы обнажить меч.
Все движение, как это ясно видно, покоилось и покоится на вопросе о рабстве. Не в том смысле, должны ли рабы быть немедленно освобождены внутри существующих рабовладельческих штатов, а в том, должны ли 20 миллионов свободных жителей Севера и далее подчиняться олигархии 300 тысяч рабовладельцев; должны ли огромные территории республики служить основой для создания свободных штатов или стать рассадниками рабства; наконец, должна ли национальная политика Союза сделать своим девизом вооруженное распространение рабства в Мексике, Центральной и Южной Америке.
В следующей статье мы рассмотрим утверждение лондонской прессы, будто Север должен приветствовать сецессию как наиболее благоприятное и единственно возможное разрешение конфликта.
Написано К. Марксом 20 октября 1861г
Напечатано в газете «Die Presse» №293, 26 октября 1861г
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого