К. МАРКС. ПОЛЬСКИЙ МИТИНГ

 

Лондон, 13 августа. Неоднократные раздраженные выпады правительственных газет против большого митинга, посвященного Польше, который состоялся в прошлую среду в Сент-Мартинс холле, побуждают нас коротко коснуться этого вопроса. Инициатива митинга несомненно исходила от самого министерства. В качестве ширмы выдвинуто было «Литературное обще­ство друзей Польши», общество, в состав которого входят, с одной стороны, сторонники Чарторыского, а с другой — благосклонно настроенные к Польше английские аристократы. С момента своего возникновения это общество было слепым орудием в руках Пальмерстона, который направлял и контролировал его деятельность при посредстве недавно умершего лорда Дадли Стюарта. Польские адреса и депутации, которые это общество ежегодно посылало Пальмерстону, были для него одним из главных средств для поддержания своей «антирусской» репутации. Сторонники Чарторыского, в свою очередь, извлекали значительные выгоды из этой связи: она давала им возможность фигурировать в роли единственно достойных, так сказать, «официальных» представителей польской эмиграции, оттеснять демократическую партию польских эмигрантов и, наконец, ис­пользовать значительные ассигнования этого общества на помощь эмигрантам в качестве средства для вербовки членов в собственную партию. Между Литературным обществом и «Централизацией», польским Демократическим обществом, идет упорная и продолжительная борьба. В 1839г. Централизация организовала в Лондоне большой публичный митинг, на котором разоблачила интриги «литературного» общества, раскрыла историческое прошлое Чарторыских (это было сделано Островским, автором истории Польши на английском языке) и громогласно заявила о своем непримиримом отношении к дипломатически-аристократическим «восстановителям» Польши. С этого момента узурпированные «литературным» обществом позиции были поколеблены. Попутно следует отметить, что события 1846, 1848—1849гг. создали третий элемент польской эмиграции, социалистическую фракцию, которая, однако, выступает против сторонников Чарторыских совместно с Демократическим обществом.

Цель митинга, организованного по инициативе правительства, была троякая: во-первых, создание польского легиона, чтобы, отправив его в Крым, избавиться от части «польской заграницы»; во-вторых, восстановление популярности Пальмерстона и, наконец, передача любого возможного польского движения в руки его и Бонапарта. Правительственные газеты утверждают, что достижению цели митинга помешал глубоко законспирированный заговор русских агентов. Нет ничего смешнее этого утверждения. Большинство присутствовавших в Сент-Мартинс холле состояло из лондонских чартистов. Направленная против правительства поправка {Дословный текст принятой митингом поправки Коллета следующий: «Данный митинг, искренне желая восстановления польской нации, не может забыть, что разрушение этой нации является прежде всего следствием коварного поведения Пальмерстона в период о 1830 по 1846г., и поэтому, пока Пальмерстон остается на службе у короны, всякое предложение о восстановлении Польши может быть лишь ловушкой и обманом. Истинность этого утверждения доказывается также и тем, что Пальмерстон так ведет войну, чтобы возможно меньше повредить России, а предложенные им условия мира таковы, что они окончательно свели бы на нет целостность и независимость Турции»} была внесена одним уркартистом и поддержана другим уркартистом, а именно Коллетом и Хартом. Печатные листки, которые распространялись в зале, были следующего содержания:

 

«Митинг созван английскими аристократами, которые стремятся только к поддержанию старой британской правительственной системы» и т. д., «Польша осуждает всякий союз с нынешними властителями Европы, не желает быть восстановленной ни одним из существующих правительств и опуститься до роли орудия дипломатических интриг» и пр.

 

Эти листки были подписаны председателем и секретарем «Польского демократического комитета». Если принять во внимание, что лондонские чартисты, уркартисты и собственно «демократическая» польская эмиграция находятся друг с другом далеко не в дружеских отношениях, то сразу отпадает всякое подозрение насчет «заговора». Бурные сцены во время митинга были вызваны исключительно поведением председательствующего, лорда Харрингтона, который самым непарламентским образом отказался огласить поправку Коллета и поставить ее на голосование. Буря негодования усилилась из-за того, что полковнику Шульшевскому, секретарю «Литературного общества друзей Польши», взбрело в голову вызвать констебля для ареста Коллета. Шум, разумеется, увеличился до предела, когда лорд Харрингтон, сэр Роберт Пиль и их друзья бежали с трибуны, покидая помещение. После того как Джордж Томпсон был избран председателем вместо Харрингтона, порядок немедленно восстановился.

Представители правящего класса Англии, которые блистали на этом польском митинге, отнюдь не были способны вызвать особое уважение к патрициату. Граф Харрингтон быть может и очень хороший человек, но, несомненно, очень плохой оратор. Более мучительного зрелища нельзя себе представить. Его светлость лишь с величайшим трудом выдавил из себя два связных слова, а до этого момента все фразы своей речи оставлял незаконченными, заканчивали за него стенографы. Его светлость — человек военный и несомненно храбрый, но если судить по тому, как он руководил польским митингом, то видно, что он создан для чего угодно, только не для роли руководителя. Лорд Эбрингтон, акушер билля о воскресном дне, говорил не намного лучше графа Харрингтона. Его физиономия выражает упрям­ство, форма головы напоминает таран. У него одно неоспоримое достоинство: его нельзя побить доводами. Наполеон как-то сказал, что англичане никогда не чувствуют, что они побиты. В этом отношении Эбрингтон — образец англичанина.

Вслед за лордами выступали баронеты. Лорд Эбрингтон огласил правительственное предложение о восстановлении Польши. После него выступил сэр Роберт Пиль в поддержку этого предложения. Во многих отношениях трудно себе представить больший контраст, чем контраст между «членом от Тамуэрта» (Пиль) и «членом от Мэрилебона» (Эбрингтон). Первый — прирожденный развязный хвастун, второй — манерный пуританский трус. Первый забавляет, второй вызывает отвращение. Сэр Роберт Пиль производит впечатление торгующего вином коммивояжера, возведенного в дворянское звание, лорд Эбрингтон — инквизитора, обращенного в протестантство. Если соединить воедино Тони Лампкина и Красавца-Браммела, мы получим представление о том, насколько несуразны лицо, одежда и манеры Пиля. Он являет собой удивительную смесь клоуна и денди. Пальмерстон питает пристрастие к этой диковине из Тамуэрта, считая ее полезной. Когда он хочет знать, в какую сторону дует ветер народных настроений, он в качестве флюгера выставляет сэра Роберта Пиля. Когда он пожелал убедиться, санкционирует ли общественное мнение Англии высылку Виктора Гюго и др., он поручил Роберту Пилю выступить с резкими нападками на эмигрантов и с апологией Бонапарта. Точно так же и теперь в отношении Польши. Пальмерстон использует его в качестве «щупальца». Для этой не слишком почтенной роли Пиль необыкновенно подходит. Он представляет собой то, что англичане называют «a chartered libertine», патентованного вертопраха, привилегированного чудака, за выдумки и выходки, манеры, слова и поступки которого не будут в ответе ни одно министерство, ни одна партия. На польский митинг сэр Роберт прибыл разодетым и, как говорят, подкрашенным на артистический манер. Как бы затянутый в корсет, с ярко-красной розой в петлице, надушенный, как модистка, он вертел в правой руке громадный зонт, ударяя им в такт своей речи. Благодаря забавной случайности вслед за лордами и баронетами сразу же выступил г-н Таит, бывший вице-президент Ассоциации административной реформы. С тех пор как Таит благодаря влиянию этой ассоциации был провозглашен Солоном из Бата, он, как известно, начал свою парламентскую карьеру с того, что голосовал против предложения Скалли о частичной административной реформе и подал свой голос за турецкий заем Пальмерстона; в то же время он с большой осторожностью воздержался при голосовании по поводу предложения Робака. Лорды и баронеты, посмеиваясь, казалось, указывали на него! «Смотрите, вот кто должен нас заменить!». Нет необходимости более подробно характеризовать г-на Тайта. Это сделал Шекспир, когда создал бессмертного Шеллоу; Фальстаф сравнивает его с одной из тех фигурок, которых вырезают за десертом из корок сыра {См. Шекспир. «Король Генрих IV», часть II, акт III, сцена вторая}.

В противоположность всем этим господам, Харт, молодой, никому не известный плебей, с первых же слов произвел впечатление человека, призванного увлекать массы и вести их за собой. Теперь понятно недовольство правительства польским митингом. Митинг превратился в поражение не только для Пальмерстона, но еще больше для класса, представителем которого он является.

Написано К. Марксом 13 августа 1855г.

Напечатано в «Neue Oder-Zeitung» №379, 16 августа 1855г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого