К. МАРКС и Ф. ЭНГЕЛЬС. ЛОКАЛЬНАЯ ВОЙНА. — ДЕБАТЫ ОБ АДМИНИСТРАТИВНОЙ РЕФОРМЕ. - ОТЧЕТ КОМИССИИ РОБАКА

 

Лондон, 20 июня. Локальная война, провозглашенная Бонапартом в «Constitutionnel» — это война на Черном море, и целью ее является уничтожение якобы существующего suprématie {превосходства, верховенства} России на Черном море, suprématie, которое, кстати сказать, никогда на море доказано не было, даже по отношению к туркам. Как обстоит дело в настоящий момент? Весь морской берег от Константинополя до Дуная, с одной стороны, и черкесское побережье до Балаклавы и Евпатории, с другой, отняты у русских. Держатся пока только Кафа и Севастополь; Кафа находится в трудном положении, а Севастополь так расположен, что при возникновении серьезной угрозы его придется оставить. Более того, флот союзников бороздит воды внутреннего Азовского моря, их легкие суда доходят до Таганрога и подвергают бомбардировке все важные прибрежные пункты. Ни одного участка берега не осталось в руках русских, за исключением полосы от Перекопа до Дуная, составляющей примерно ¹/₁₅ того, что им принадлежало на этом побережье. Предположим, что Кафа и Севастополь тоже пали и Крым оказался в руках союзников, что же тогда? Россия, как она уже заявила, мира не заключит. Это было бы безумием. Это означало бы отказаться от сражения из-за того, что отброшен авангард, в тот самый момент, когда подходят главные силы. Что же остается делать союзникам? Нам говорят, что они могут разрушить Одессу, Херсон, Николаев. Они могут продвинуться дальше, высадить большую армию у Одессы, укрепить ее так, чтобы отразить натиск любого количества русских, а затем уже действовать в зависимости от обстоятельств. Кроме того, они могут послать войска на Кавказ, уничтожить русскую армию, которая занимает Грузию и другие закавказские владения (под командованием генерала Муравьева), и отрезать русскую империю от ее южноазиатских владений. А если Россия все же не заключит мира? Она не может заключить мира, пока враг находится на ее территории. На протяжении 150 лет Россия ни разу не заключала мира, по которому она что-нибудь теряла. Даже Тильзит привел к расширению ее территории, а этот мир был заключен, когда еще ни одного француза не было на русской земле. Александр II, только что вступивший на престол, не рискнет сделать то, что было бы опасно даже для Николая. Он не может вдруг порвать с традицией империи. Предположим, что Крым завоеван и на его территории размещена армия в 50000 человек, Кавказ и все владения на юге очищены от русских, армия союзников сдерживает русских на Кубани и на Тереке, Одесса взята и превращена в укрепленный лагерь с армией в 100000 человек, Николаев, Херсон. Измаил разрушены или заняты союзниками. Ограничатся ли после этого союзники тем, что будут удерживать свои позиции и строить свои расчеты на усталости русских? Болезни будут уносить солдат союзников в Крыму и на Кавказе быстрее, чем будут прибывать пополнения. Их главные силы, сосредоточенные в Одессе, придется снабжать при помощи флота, так как земли на сотни миль вокруг Одессы не обработаны. При любой попытке союзников выйти за пределы лагеря они будут подвергаться нападению со стороны русских, прежде всего казаков. Заставить последних дать сражение будет невозможно. У них всегда будет то преимущество, что они смогут заманивать врага в глубь страны. На каждое наступление союзников они ответят медленным отходом. Между тем нельзя в течение длительного времени держать большую армию в укрепленном лагере в бездействии. Болезни и постепенный рост недисциплинированности и деморализации вынудят союзников предпринять решительные действия. Дело, следовательно, не в том, чтобы захватить главные пункты на побережье, а затем выжидать, пока русские сочтут нужным уступить. Это и с военной точки зрения было бы ошибочно. Чтобы господ­ствовать на побережье, недостаточно овладеть его главными пунктами. Только обладание внутренней территорией гарантирует обладание побережьем. После того как союзники утвердятся на побережье юга России, обстоятельства заставят их двинуть свои войска в глубь страны. Но здесь-то и начинаются трудности. До границ Подольской, Киевской, Полтавской и Харьковской губерний земля представляет собой плохо орошаемую, почти необработанную степь, на которой ничего не растет, кроме травы, да и трава высыхает от солнечного зноя. Предположим, что Одесса, Николаев и Херсон будут превращены в операционные базы, но где же объект операций, против которого союзники могли бы направить свои усилия? Таким объектом может быть только Москва, которая находится на расстоянии 700 миль и для похода на которую потребуется армия в 500000 человек. Но подобный поход предполагает не только строгий нейтралитет, но и моральную поддержку со стороны Австрии. А на чьей стороне эта держава в настоящее время? В 1854г. Пруссия и Австрия заявили, что продвижение русских на Балканы они будут рассматривать как casus belli {повод к войне}. Почему нельзя предположить, что в 1856 г. они сочтут поводом к войне наступление французов на Москву или даже на Харьков? Не следует ни на минуту забывать, что всякая армия, продвигающаяся от Черного моря в глубь России, будет иметь неприкрытый фланг со стороны Австрии не в меньшей мере, чем русская армия, которая движется в Турцию от Дуная; поэтому на определенном расстоянии ее коммуникации и ее операционная база, то есть самое ее существование, окажутся поставленными в зависимость от милости Австрии. II при таких условиях союзные армии должны броситься в сумасбродную погоню за русскими в глубь страны? Это безумие, чистейшее безумие, но это неизбежное следствие последнего плана Бонапарта — плана «ведения локальной войны». Неумолимая диалектика приводит к тому, что «локальная война» выходит во всех пунктах далеко за поставленные ей местные границы и превращается в «большую» войну, но без предпосылок, условий и средств для большой войны. И все же последний «план» Бонапарта знаменателен. Он является признанием того, что на сцену должны выступить другие силы, чтобы вести войну против России, и что реставрированная империя сознает свое бессилие, обрекающее ее па то, чтобы вести войну против России в локальном масштабе, войну, которую можно вести только в европейском масштабе. Все причудливые превращения, которым подверглись idees napoleoniennes {наполеоновские идеи} в реставрированной империи, будут превзой­дены превращением наполеоновской войны против России в «локальную войну».

В дебатах по поводу административной реформы, возобновившихся сегодня вечером, поправка, внесенная Булвером от

имени тори, дала правительству возможность побить сторонников административной реформы большинством в 7 голосов против 1. В общем дебаты отличались мелкочиновничьим характером, выше этого они ни на минуту не поднимались. Подробности о фаворитизме и кумовстве, рассуждения на тему о «наилучшем экзамене», громы и молнии по поводу принижения заслуг — все было мелочным и ничтожным. Можно было подумать, что слышишь письменную жалобу младшего лесничего, направленную на имя почтенной правительственной коллегии. Даже Абердин in petto {в душе} был за реформу бюрократии, уверял Гладстон. Также и Дерби, утверждал Дизраэли. Не в меньшей мере и мое министерство, клялся Пальмерстон. Следовательно, господам из Сити нет необходимости собираться в поход, чтобы реформировать, воспитывать, реорганизовывать наши канцелярии. Не извольте беспокоиться!

В своих прежних агитационных движениях английская буржуазия захватывала врасплох правящую касту и увлекала за собой массы в качестве хора, так как в своей программе она шла дальше своей действительной цели. На этот раз она в своей программе не осмеливается подняться даже до уровня действительной цели. Вы заверяете нас один за другим, что не стремитесь сокрушить аристократию, а хотите лишь в содружестве с нами починить правительственную машину! Very well! {Очень хорошо!} Дружба за дружбу! Мы сами реформируем для вас администра­цию, не нарушая, разумеется, ее традиционных границ. Вы утверждаете, что «административная реформа» не является вопросом спора между классами, что речь идет лишь о «практическом деле», о «благонамеренных» реформах. Мы хотим, чтобы в качестве первого доказательства ваших добрых намерений вы предоставили нам самим разработать ее детали, ибо речь идет только о деталях. Нам виднее, как далеко мы можем пойти, не причиняя вреда нашему классу, не превращая по оплошности административную реформу в вопрос спора между классами и не лишая ее человеколюбивого характера. Выступающая за реформу буржуазия вынуждена делать вид, что верит этому ироническому языку аристократической bonhomie {доброжелательности}, ведь она сама говорит с массами фальшивым языком. Аристократия, министерство и оппозиция, тори и виги, ни минуты не заблуждались относительно взаимоотношений между сторонниками административной реформы и массами. Они знали, что агитация кончилась крахом раньше, чем была перенесена в стены парламента. Да и могли ли они заблуждаться? Несмотря на то, что Ассоциация административной реформы допустила на свой митинг в Друри-Лейн только избранных, несмотря на то, что се аудитория была дважды и трижды просеяна, ее страх перед возможностью какого-нибудь демократического предложения или какой-нибудь не предусмотренной регламентом речи был так велик, что председатель перед открытием митинга объявил: публика присутствует здесь только для того, чтобы «заслушать речи ораторов, объявленных в программе», никакие «предложения» ставиться на голосование не будут, а «потому не могут быть внесены никакие поправки» и не могут быть внесены «никакие дополнения в список записавшихся ораторов». Подобная агитация, разумеется, не способна воздействовать на упрямую английскую олигархию и вынудить её к уступкам.

В докладе комиссии Робака, прочитанном позавчера вечером в палате общин, острые вопросы потонули в широковещательных и пустых фразах. В нем имеется робко сформулированное порицание различным ведомствам, как например, артиллерийскому управлению, интендантству, медицинскому ведомству и т. д. Он осуждает Пальмерстона за его управление милицией и все коалиционное министерство за то безрассудное легкомыслие, с которым оно предприняло севастопольскую экспедицию. Поскольку комиссия во время допроса свидетелей всячески избегала доискиваться истинных причин чудовищных неудач, она вынуждена была, разумеется, и в докладе все время колебаться между порицанием в совершенно общей форме политическим лидерам и между теряющимся в подробностях осуждением людей, игравших роль исполнителей. В общем комиссия выполнила свою задачу быть предохранительным клапаном, ослабляющим давление общественных страстей.

Ежедневная пресса разразилась криками негодования по поводу «вероломного убийства», совершенного русскими у Ганга. Между тем «Morning Chronicle» признает, что корабли под белым флагом использовались англичанами для промера морских глубин и для шпионажа у русских позиций — например, у Севастополя и Одессы.

Написано К. Марксом и Ф. Энгельсом 20 июня 1855г.

Напечатано в «Neue Oder-Zeitung» №287, 23 июня 1855г.

Печатается по тексту газеты

Перевод с немецкого