Ф. ЭНГЕЛЬС. СЕВАСТОПОЛЬ

 

Почта, привезенная «Балтикой», предоставила в наше распоряжение официальные документы, касающиеся последних событий под Севастополем. Депеши генерала Пелисье и лорда Раглана мы напечатали вчера, а сейчас собираемся продолжить изложение фактов на основе этих и других материалов.

6 июня батареи союзников на правом фланге атаки вновь открыли огонь по городу. Но на этот раз это не было общей бомбардировкой; сосредоточенный огонь велся по определенным пунктам с целью немедленного их захвата. Внешние укрепления, возведенные русскими на этом участке обороны 23 февраля и 12 марта, —Селенгинский, Волынский и Камчатский редуты — пока что удерживали осаждающих и их батареи на некотором расстоянии. На западном участке, на левом фланге атаки союзников, таких внешних укреплений не было, и французы, которые к этому времени находились почти у самого рва или крытого хода (если он там имеется) оборонительных соору­жений, тем самым продвинулись значительно дальше войск правого фланга атаки, где продвижение было более медленным. Поскольку по плану осады, принятому союзниками, два крупных участка фронта — Городская сторона к западу от внутренней гавани {Южной бухты} и Корабельная Слободана ее восточном берегу — рассматриваются как две отдельные крепости, штурмовать которые предполагается одновременно, необходимо было форсировать наступление на правом фланге атаки и захватить внешние укрепления, чтобы союзники на этом направлении вышли на одну линию с выдвинутыми вперед параллелями на левом фланге атаки. Для этого нужно было взять упомянутые выше редуты и несколько второстепенных укреплений, расположенных в каменоломне справа от Мамелона (Камчатского редута). Вот почему вечером 7 июня после 36-часового обстрела французы двинулись на Селенгинский и Волынский редуты через Килен-балку и на Мамелон, в то время как англичане атаковали каменоломню. В результате ожесточенного часового боя союзники овладели укреплениями. Они захватили несколько орудий и взяли в плен 400 человек, в том числе 13 офицеров. Обе стороны понесли тяжелые потери.

Таким образом, положение на этом участке стало почти таким же, каким оно было до 22 февраля. Из числа редутов, захваченных союзниками, наиболее важным являлся Мамелон (русские называют его Камчатским редутом {Имеется в виду Камчатский люнет}). Он возводился 12 марта и в последующие дни. Уже тогда мы указывали на большое значение этого укрепления и на ту важную роль, которую оно сыграет в войне. События полностью подтвердили правильность нашей точки зрения. Это наспех возведенное полевое укрепление задержало продвижение осаждающих на половине всей линии атаки на 88 дней, то есть на время, которое при обычной осаде считается более чем достаточным для того, чтобы дважды взять крупную крепость. Попробуем объяснить это удивительное явление — нечто подобное встре­чается в истории осад лишь дважды: в 1807г. при обороне Кольберга прусскими войсками и в 1813—1814гг. при обороне Данцига французами.

С ростом численности полевых армий старые и обычно небольшие укрепления времен Вобана потеряли свое значение. Основная масса войск победителя спокойно обходила эти укрепления, а его летучие отряды почти не обращали на них внимания; овладение ими входило в задачу подходивших резервов его армии. Но когда на пути этих крупных армий вставали большие крепости, продвижение армий неизменно задерживалось. Так произошло с Наполеоном у Мантуи в 1797г. и у Данцига в 1807 году. Причина этого ясна. Когда армия в составе 150000 человек вступала во враждебную страну, мелкие крепости не создавали никакой угрозы в тылу: все их гарнизоны вместе взятые были недостаточно сильны, чтобы помещать продвижению подкреплений и резервов, отправляемых из .запасных частей для пополнения действующей армии. Кроме того, такие небольшие гарнизоны не могли выделять более или менее значительные отряды для прочесывания местности и для нарушения линий коммуникаций противника. Иное дело, когда на пути армии встречались крепости значительных размеров с гарнизоном в 15000—25000 человек; такая крепость являлась центром обороны всего района; она могла выслать в любом направлении и притом на значительное расстояние крупный отряд, способный вести полевые операции, а в случае атаки превосходящих сил противника, в любой момент укрыться в крепости. Блокировать такую крепость стоило почти такого же труда, как и взять ее; предпочтительно поэтому было ее взять.

В старых крепостях типа сооружений Вобана и Кормонтеня все средства обороны сосредоточивались вокруг главного вала и в главном рве. Все тенали, люнеты, контргарды и башенные редюиты располагались таким образом, чтобы создать одну линию обороны, и если противнику удавалось вклиниться в эту линию, то в течение нескольких дней он прорывал ее полностью, а поскольку линия оборонительных укреплений была прорвана, противник брал и крепость. Ясно, что такая система укреплений совершенно не годилась для больших крепостей, которые одни только могли остановить наступление крупных армий вторжения; сохранять эту систему означало бы жертвовать гарнизоном, ибо в случае прорыва крепость оказывалась беззащитной. Поэтому надо было применить другую систему — систему выдвинутых вперед укреплений. Первым, кто смело выступил за сооружение отдельных фортов, несмотря на предрассудки, господствовавшие среди военных, был генерал Монталамбер, учитель Карно. Но метод сооружения больших крепостей с отдельными фортами, образующими законченную систему обороны, был разработан и усовершенствован в Германии, в первую очередь прусским генералом Астером. Великолепные оборонительные укрепления Кёльна, Кобленца, Познани, Кенигсберга и отчасти Майнца созданы им и знаменуют новую эру в истории фортификаций. Французы, в конце концов, признали необходимость перехода к этой системе и построили прекрасно спроектированные первоклассные оборонительные сооружения Парижа с отдельными фортами.

Система отдельных фортов немедленно вызвала к жизни новый способ обороны. Численность гарнизонов больших крепостей пришлось настолько увеличить, что исчезла необходимость ограничиваться лишь пассивной обороной, ожидая момента, пока противник, продвигаясь к гласису, не подойдет на расстояние, допускающее вылазки. Гарнизон в 20000—25000 человек был достаточно силен, чтобы атаковать противника на его собственных позициях. Находясь под защитой отдельных фортов, крепость и территория вокруг нее приобретали характер укрепленного лагеря или базы для полевых операций гарнизона, превратившегося по существу в небольшую армию. Оборона, бывшая до сих пор пассивной, стала активной; она приобрела наступательный характер. Необходимость такой системы обороны стала настолько очевидной, что когда в 1807г. французы осадили Данциг, прусский гарнизон численностью около 20000 человек построил именно такие отдельные форты, которых там не было, но нужда в которых стала немедленно ощущаться, когда надо было использовать силы этого большого гарнизона в целях настоящей обороны города. Когда французы обороняли в 1813—1814гг. Данциг против союзников, они с еще большим успехом применяли этот принцип.

Осада, которая со времен Вобана была кратковременной операцией и цель которой, если не происходило какого-либо вмешательства извне, почти наверняка могла быть достигнута в течение заранее установленного срока, стала теперь операцией, исход которой зависел от такого же множества факторов, как и военные действия на открытой местности. Артиллерия, установленная на валах, сразу потеряла свое первостепенное значение; более важную роль даже для обороны крепости начала играть полевая артиллерия. Искусство инженеров стало применяться уже не только для исправления повреждений, причиненных во время осады; как и в полевой армии, инженеры должны теперь выбирать и укреплять позиции, расположенные впереди самих фортов, подводить траншеи к траншеям противника, создавать угрозу с фланга укреплениям противника посредством возведения противоосадных укреплений, неожиданно менять фронт обороны и, таким образом, вынуждать противника менять направление атаки. В осадной войне, как и в полевых операциях, пехота превратилась в главную силу, а кавалерия стала совершенно необходимой составной частью почти каждого гарнизона. Теперь уже невозможно определить заранее, хотя бы примерно, длительность осады, а правила Вобана относительно взятия крепости, оставаясь в основе своей правильными, поскольку речь идет о деталях артиллерийской атаки, — становятся совершенно неприменимыми к осаде в целом.

У русских в Севастополе не было времени построить отдельные форты. Они были вынуждены придерживаться старого способа укрепления крепостей. Они возвели главный вал в качестве первой линии обороны, и действительно, в тот момент он был крайне необходим. За валом русские создали вторую и третью линии обороны, продолжая одновременно укреплять первую. Затем, постепенно осознав, что у них имеется превосходство даже на некотором расстоянии от главного вала, русские продвинулись вперед и построили Селенгинский и Волынский редуты, и, наконец, укрепление на Мамелоне и длинную линию стрелковых ложементов, тогда как на западном фланге, где были расположены основные силы французов, они смогли построить только несколько люнетов вблизи основного рва и вырыть ряд стрелковых окопов немного впереди этих люнетов. Таким образом, с того момента, когда русские укрепили Мамелон, восточный фланг стал сравнительно безопасен; на западном же фланге, где таких защитных внешних укреплений не было, осаждающие продвинулись постепенно к самому краю главного рва. Поэтому, чтобы подойти к бастиону на Малаховом кургане, господствующему и наиболее важному рубежу на правом фланге атаки, осаждающим нужно было сначала взять Мамелон. Однако, прикрывая Малахов курган, Мамелон, в свою очередь, был защищен сооружениями, расположенными в его собственном тылу. А насколько эффективной была эта защита, видно из того, что при второй бомбардировке Канробер не решился по-настоящему штурмовать Мамелон. Да и сейчас не может быть никаких сомнений, что потери французов при взятии этого укрепления были чрезвычайно велики.

Возобновление обстрела союзниками и энергичные действия генерала Пелисье, который, не щадя жизни своих солдат, старается использовать каждую благоприятную возможность, чтобы продвинуться в глубь обороны противника, сочетаются с полным прекращением операций на Черной. Подобные действия сразу же дают нам представление о характере Пелисье и подтверждают правильность установившейся за ним репутации настойчивого, упрямого, ни перед чем не останавливающегося человека. Перед ним было два пути: либо начать полевые операции, окружить Севастополь также и с Северной стороны, а затем с удвоенной силой возобновить осаду, имея в четыре раза больше шансов на скорую победу, либо продолжать ошибочную тактику последних восьми месяцев — упрямо штурмовать Южную сторону, разрушить ее до основания и выбить русских из крепости, которая, даже если противник ее оставит, все равно не сможет быть занята войсками союзников вследствие огня батарей Северной стороны.

В обоих полушариях не найдется ни одного здравомыслящего военного, который, узнав о назначении Пелисье командующим и о крупных подкреплениях, полученных союзниками, не ожидал бы, что Пелисье выберет первый путь. В особенности после того, как 25000 турок под командованием Омер-паши прибыли в Балаклаву, не было никаких сомнений, что союзники располагают достаточными силами, чтобы продолжать осаду, послать 15000 человек в Керчь и вместе с тем продвигаться вперед, ведя полевые операции с большим числом войск, чем русские могут противопоставить им для оказания сопротивления. Почему же союзники этого не сделали? Неужели у них все еще не хватает транспортных средств? А может быть они не верят, что сумеют провести военную кампанию в Крыму? Мы этого не знаем. Но одно ясно: если у Пелисье не было очень серьезных причин воздерживаться от полевых операций, то из одного лишь упрямства и своеволия он продолжает чрезвычайно ошибочный курс; при потерях, равных тем, которые вынуждена теперь нести его армия во время штурмов, он мог бы добиться в полевых операциях значительно больших результатов и более решающего успеха. Брать Южную сторону, даже не попытавшись окружить Северную, которая полностью господствует над Южной стороной, значит совершенно пренебрегать всеми правилами ведения войны, и если Пелисье собирается так поступить, он может погубить большую армию, которой командует.

Однако попытаемся по возможности найти оправдание каждому сомнительному поступку нового командующего. Может быть, операции на левом фланге атаки были неизбежны и вызывались сооружением русскими контрапрошей. А может быть нужно было вернуть русских на линии их первоначальных позиций, показать им путем нескольких сильных, сокрушительных ударов превосходство осаждающих, прежде чем рискнуть разделить армию на осадные и полевые войска. Но даже допуская все это, мы сейчас должны сказать, что дальше так продолжаться не может и любая новая серьезная попытка штурма города будет прямой ошибкой, если силы русской полевой армии предварительно не будут измотаны в бога при помощи всех войск, которые союзники могут бросить для осуществления этой задачи.

Написано Ф. Энгельсом около 12 июня 1855г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» №4429, 29 июня 1855г. в качестве передовой и в «Neue Oder-Zeitung» №273, 15 июня 1855г.

Печатается по тексту газеты «New-York Daily Tribune», сверенному с текстом «Neue Oder-Zeitung»

Перевод с английского