К. МАРКС. БРИТАНСКАЯ АРМИЯ

 

Мы имели возможность ознакомиться с отчетами примерно двенадцати заседаний известной комиссии, назначенной палатой общин для расследования положения британской армии в Крыму. Были допрошены свидетели из всех слоев общества, начиная с герцога Кембриджского, и все их показания отличались удивительным единодушием. Проверке подверглись все отрасли управления, и все они оказались не только в неудо­влетворительном, а прямо-таки в скандальном состоянии. Штаб армии, медицинская служба, управление поставок, интендантство, транспортная служба, управление госпиталями, санитарная и исправительная полиция, портовая полиция в Балаклаве — все были признаны негодными без единого возражения.

Но как ни плохо было каждое ведомство в отдельности, все великолепие этой системы обнаружилось лишь в процессе соприкосновения и взаимодействия их друг с другом. Регламенты этих учреждений были так изумительно составлены, что когда после высадки войск в Турции они вступили в силу, никто не знал, где его компетенция начинается и где кончается и к кому следует обращаться по тому или иному вопросу. Поэтому из спасительного страха перед ответственностью все стали перекладывать обязанности со своих плеч на чужие. При такой системе больные в госпиталях находились в позорно жестоких условиях. Беспечность и нерадивость тяжело отражались на больных и раненых как на борту транспортных судов, так и по прибытии на место назначения. Вскрытые факты кажутся просто невероятными; при отступлении из Москвы не было подобных ужасов. А между тем эти факты действительно имела место в Скутари, в двух шагах от Константинополя, большого города, располагающего и рабочей силой и материальными ресурсами. Происходило все это не при поспешном отступлении, когда казаки по пятам преследовали отступавших и отрезали им пути снабжения, а во время относительно успешной кампа­нии, в пункте, защищенном от нападений противника, на большом центральном складе, где Великобритания сосредоточила запасы для своей армии. И виновниками всех этих ужасов и мерзостей были не жестокосердные варвары. Виновниками были воспитанные английские джентльмены знатного происхождения, склонные к мягкосердечию, филантропии и благочестию. Как человек, каждый из них, несомненно, охотно сделал бы все необходимое; как официальные лица они обязаны были сидеть сложа руки и хладнокровно взирать на все эти гнусности, утешая себя мыслью, что данный случай не предусмотрен ни одним из касающихся их параграфов регламента ее величества. Пусть лучше погибнет тысяча солдат, чем будет нарушен регламент ее величества! И солдаты, подобно Танталу, должны были умирать, хотя совсем близко от них — кажется, только протяни руку! — находились все блага, которые могли бы спасти им жизнь.

На месте не нашлось ни одного мужчины, обладавшего достаточной энергией, чтобы разорвать эту сеть рутины и действовать на свою ответственность, руководствуясь требованием момента и вопреки регламенту. Лишь одно лицо осмелилось это сделать, и это была женщина, мисс Найтингейл. Убедившись, что необходимые вещи находятся на складе, она, как сообщают, взяла с собой нескольких смельчаков и совершила самую настоя­щую кражу со взломом из склада ее величества! Старые бабы, заправлявшие делами в Константинополе и Скутари, не только не были способны на подобный отважный шаг, но оказались такими трусами, что этому трудно было бы поверить, если бы не их собственные признания. У одного из них, д-ра Эндрыо Смита, бывшего некоторое время начальником госпиталей, спросили: разве в Константинополе не было средств на покупку многих из необходимых вещей и не было рынка, где можно было бы их достать?

 

«О да!» — ответил он, — «но, поверьте, после сорока лет рутины и волокиты на родине мне трудно было в течение нескольких месяцев освоиться с мыслью, что какие-то средства действительно находятся в моем полном распоряжении!»

 

Самые мрачные описания положения дел, приводившиеся в газетах и парламентских речах, бледнеют перед раскрывшейся нам картиной действительности. Некоторые самые вопиющие факты уже раньше получили огласку, но теперь они выступают в еще более мрачном свете. Хотя картина далеко еще не полная, все же мы знаем достаточно, чтобы судить о положении дел в целом. За исключением сопровождающих войска сестер милосердия, нет в этой картине ни одной светлой личности. Бее группы работников одинаково плохи и глупы, и если члены комиссии осмелятся говорить в своем докладе в духе свидетельских показаний, то им трудно будет найти в английском языке достаточно сильные слова, чтобы выразить свое осуждение.

После всех этих разоблачений невозможно подавить в себе чувство сильнейшего негодования и презрения не только к не­посредственным виновникам, но прежде всего к правительству, организовавшему эту экспедицию и бесстыдно объявившему вымыслом совершенно очевидные факты. Где теперь эта великая коалиция «всех талантов», эта плеяда государственных мужей, приход которых к власти должен был означать наступление золотого века в Англии? Виги и пилиты, приверженцы Рассела и сторонники Пальмерстона, ирландцы и англичане, либеральные консерваторы и консервативные либералы — все они только и делали, что торговались и заключали между собой сделки, и все, кого они назначали на государственные посты, оказывались либо старыми бабами, либо просто глупцами. Эти государственные мужи были настолько уверены в том, что машина, которой они управляли в течение тридцати лет, будет работать превосходно, что не удосужились даже, на случай непредвиденных обстоятельств, послать в Крым человека, наде­ленного чрезвычайными полномочиями; какие еще могут быть непредвиденные обстоятельства при таком хорошо налаженном управлении! Эти английские министры, по своей натуре и в силу привычки умеющие лишь повиноваться, оказавшись внезапно на командных постах, довели Англию до величайшего позора. Взять хотя бы старика Раглана; это человек, всю жизнь просидевший в штабе Веллингтона; человек, которому никогда не разрешали действовать на свою ответственность и которого до 65-летнего возраста приучали лишь слепо повиноваться приказам. И этому человеку поручают вдруг вести против врага целую армию, быстро и самостоятельно решать все вопросы! Он и показал себя во всем своем блеске. Колебания, нерешительность, полнейшее отсутствие веры в себя, твердости и инициативы характеризуют каждый его шаг. Теперь нам известно, как малодушно он вел себя на военном совете, когда принималось решение о крымской экспедиции. Оказаться на поводу у такого хвастуна и прохвоста, как Сент-Арно, которого старик Веллингтон заставил бы замолчать одним лишь сухим, ироническим замечанием! А его нерешительный марш на Балаклаву, его беспомощность во время осады и в период зимних бедствии, когда он не нашел ничего лучшего, как прятаться от людей! Затем идет лорд Хардинг, по своему характеру тоже годный только для подчиненных ролей, — командующий армией здесь, в Англии. Хотя он и старый участник военных кампаний, но, судя по его системе управления и по тому, как он отстаивает ее в палате лордов, можно подумать, что он никогда не выходил за пределы самих казарм и канцелярии. Сказать, что он не имеет никакого понятия о самых элементарных нуждах действующей армии или что ему лень вспомнить о них, будет самой мягкой характеристикой, какую можно дать его деятельности. Далее следуют чиновники Пиля — Кардуэлл, Гладстон, Ньюкасл, Герберт и tutti quanti {им подобные}. Все это благовоспитанные, приятные на вид молодые джентльмены, элегантные манеры и возвышенные чувства которых не позволяют им действовать грубо или выказывать хотя бы видимость решительности в делах мира сего. Их девиз — «внимательное рассмотрение». Они все принимают во внимание; они всему уделяют должное внимание; они ко всем относятся внимательно и рассчитывают на то, что все, приняв это во внимание, будут относиться с должным вниманием и к ним самим. Они любят, чтобы все было кругло и гладко. Ничто так не претит им, как угловатость, являющаяся признаком энергии и силы.

Эти мягкосердечные, правдивые и набожные джентльмены бесстыдно опровергали все поступающие из армии сообщения о том, что ее губит бездарное руководство; кому же как не им было выступать с подобными опровержениями, раз они a priori {заранее} были убеждены в безукоризненности своего управления. И когда обвинения стали выдвигаться все настойчивее, а официальные сообщения с театра военных действий даже вынудили их частично признать справедливость предъявленных им обвинений, в их опровержениях все еще продолжали звучать раздражение и едкость. Противодействие, которое они оказали предложению Робака о проведении расследования, является невиданно скандальным примером упорного публичного отрицания истины. Лондонская газета «Times», Лейард, Стаффорд и даже их собственный коллега Рассел обвиняли этих джентльменов во лжи, однако они упорствовали. Вся палата общин большинством в две трети голосов обвиняла их во лжи, а они все упорствовали. В настоящее время они предстали перед комиссией Робака и изобличены, но, насколько нам известно, все же продолжают упорствовать. Однако теперь их упорство почти не имеет значения. Истина открылась миру во всей своей ужасной наготе, и это неизбежно приведет к изменениям в организации и в управлении британской армией.

Написано К. Марксом 28 марта 1855г.

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» №4364, 14 апреля 1855г. в качестве передовой

Печатается по тексту газеты

Перевод с английского