Ф. Энгельс. ИНКЕРМАНСКОЕ СРАЖЕНИЕ

 

Это кровопролитное сражение произошло 5 ноября, но донесения союзных военачальников и корреспондентов ведущих газет были получены в Лондоне только 23 ноября. Очень краткие описания битвы были доставлены в Америку двумя последними пароходами, но ни одно из них не было достаточно подробно, чтобы можно было составить себе сколько-нибудь удовлетворительное суждение о характере боя. Но доставленная сегодня с пароходом «Пасифик» почта дает нам возможность напечатать самые подробные отчеты о всем деле, в том числе донесения Раглана, Канробера и Меншикова, а также превосходные и яркие письма специальных корреспондентов лондонских газет «Times» и «Morning Herald», каждая из которых обслуживается на местах очень способными сотрудниками. Располагая всеми этими, а также и другими документами, мы приступаем к разбору хода сражения, чтобы дать нашим читателям возможность составить себе беспристрастное и обоснованное мнение о нем.

Как пруссаки при Йене, английские войска, стоявшие лицом к Инкерману, расположились на высотах, к которым с фронта можно подойти только по нескольким дефиле. Подобно пруссакам, англичане не позаботились о том, чтобы запять возвышенность на своем крайне левом фланге, на которую Меншиков, как Наполеон при Йене, двинул часть своей армии, заняв там до рассвета позицию против фланга неприятеля. Русские, очевидно, намеревались воспользоваться этим обстоятельством, чтобы обрушиться главными силами своей армии на фланг англичан, развернуться на занятых таким образом высотах и уничтожить, — или, по техническому выражению, «смять» — английские дивизии одну за другой по мере их подхода при совершении рокового, но неизбежного для перемены фронта маневра. Наполеон был обязан этому маневру своей блестящей победой над армией, которая при всей ее неповоротливости, медлительности и при плохом командовании все же была в то время наилучшей из старых континентальных армий. Этому смелому удару способствовали быстрота маневров, осуществленных войсками, освоившимися с новым способом ведения войны, который появился на свет в ходе американской войны за независимость, французских революционных войн и благодаря самому Наполеону. Здесь, при Инкермане, Меншиков попытался с медлительными и неповоротливыми войсками таким же образом застигнуть врасплох деятельные и быстро передвигающиеся британские и французские войска, и соответственно результат оказался противоположным тому, который был достигнут при Йене.

Небрежность, допущенная англичанами при занятии их позиций, чрезвычайно позорна для их командования. Ничем нельзя оправдать ни то, что не был занят холм на южном берегу Черной речки, ни то, что не было полевых укреплений на этой важной позиции, для наступления на которую сосредоточивалось, как было хорошо известно английскому командованию, несколько тысяч русских. Как мы уже сказали, русские не замедлили воспользоваться этой небрежностью, заняв холм на северном краю цепи высот, и подвергли английские позиции обстрелу тяжелой полевой артиллерией. Британские газеты утверждают, что у русских на поле боя были 24-и 32-фунтовые орудия, но это свидетельствует лишь об их крайнем невежество в вопросах артиллерии. Перевозка их собственной артиллерии из Балаклавы в траншеи должна была бы показать им, что 24-и 32-фунтовые пушки нельзя использовать в полевых условиях, а тем более для внезапного ночного нападения. В действительности то, что они называют 24-и 32-фунтовыми орудиями, было гаубицами, калибр которых сходен с калибром 24-и 32-фунтовых пушек, но которые на самом деле представляют собой легкие полевые орудия, не более тяжелые, чем британские полевые гаубицы. Гаубицы, из которых стреляют полыми снарядами с небольшим зарядом и для которых дальность полета снаряда достигается главным образом благодаря увеличению угла прицела, могут иметь больший калибр, чем калибр пушек, из которых стреляют массивными ядрами. 24-фунтовая гаубица соответствует по весу и действию 6-фунтовой пушке, а так называемые 32-фунтовые (приблизительно 6-дюймовые) гаубицы — 12-фунтовым; эти гаубицы в русской армии приданы батареям пушек этих калибров. Это показывает, что невежество и национальное тщеславие в равной мере способствуют возникновению легенд о героях и о военной славе нации.

До сих пор все благоприятствовало русским. Их военное мастерство оказалось гораздо более высоким, чем мастерство лорда Раглана. Их план был превосходен, и он хорошо выполнялся. Удалось занять важную точку опоры и обойти фланг неприятеля. Огромное численное превосходство войск, готовых начать наступление на растянутую и слабую линию англичан в самом слабом месте, казалось, обеспечивало решающий успех. Но русские еще не знали в полной мере, с какими солдатами им приходится иметь дело. Будучи застигнуты врасплох, англичане хладнокровно переменили фронт, став лицом уже не к востоку, а к северу, и встретили атакующие колонны убийственным огнем. И началось такое сражение, какого Европа но знала со времени битвы при Альбуэре, когда стойкость и храбрость британских войск ценой трех четвертей их личного состава решили успех сражения, чуть не проигранного из-за глупой самоуверенности командующего. Установлено, что при Инкермане было больше штыковых схваток, чем на Протяжении всей войны на Пиренейском полуострове, где две храбрейшие армии того времени боролись друг против друга в течение шести лет. С половины седьмого до половины десятого около 8000 англичан выдерживали натиск русской армии, в которой, как сообщают сами русские, было по крайней мере 30000 человек. Стойкость, с которой они снова и снова отражали атаки русских, часто производившиеся свежими войсками, выше всяких похвал, и вряд ли это могли бы сделать какие-либо другие войска в Европе, если не считать лучших батальонов армии Радецкого. Следует отметить, что этой храбрости способствовала выгодная позиция, с фронта, то есть с востока, защищенная неприступными высотами. Холм к северу, занятый русскими, также был отделен от этих высот несколькими оврагами, многочисленные ответвления которых вели к английской позиции. Поэтому любая наступающая колонна русских должна была пройти район, очень сильно обстреливаемый английской артиллерией, и продвигаться в сомкнутом строю до вершины высот и только там она могла бы развернуться. Русские колонны, ослабленные артиллерийским, а также, по мере их приближения, и ружейным огнем, взбирались наверх, и прежде чем они могли развернуться, огонь и штыковая атака снова отбрасывали их вниз. В этой битве обнаружилось, что на близком расстоянии пуля Минье имеет огромное преимущество над обычной ружейной пулей; последняя своим ударом с трудом убивает одного человека, в то время как пуля Минье часто убивала четыре или пять человек и наносила сильный урон имеющим значительную глубину колоннам русских.

Когда подошли британские дивизии, сражение стало всеобщим и велось на более широком фронте. Русские, которые не могли серьезно продвинуться, атаковали своим левым крылом первоначальный фронт английской позиции, между тем как их правое крыло пыталось пробиться к Севастополю. Им отчасти удалось занять высоты англичан, но они были не в состоянии выстроиться в правильные боевые порядки. Они пытались окружить и отрезать один за другим небольшие отряды британских войск. Борьба была ожесточенная и, хотя англичане сражались великолепно, они были бы уничтожены в этом неравном бою, если бы не подошла французская дивизия Боске. Зуавы и иностранный легион атаковали левое крыло русских и смяли его, а затем африканские егеря получили возможность ринуться в атаку, и русской пехоте пришлось отступить. Итак, четырнадцать тысяч союзников, потеряв треть своего состава, одержали победу над тридцатью тысячами русских, и, однако, все признают, что русские, каждый в отдельности, сражались очень хорошо и, как мы видели, их военное мастерство, поскольку дело шло о плане наступления, значительно превосходило военное мастерство союзников.

Почему же они потерпели поражение? Следует отметить, что большая часть войск, участвовавших в сражении, состояла из разбитых и павших духом остатков войсковых частей, осаждавших Силистрию, и что, конечно, корпус Данненберга, после бывшего корпуса Остен-Сакена, в настоящее время является худшим в русской армии. Но не это обстоятельство имело решающее значение. Сражение было проиграно не только благодаря храбрости англичан, но главным образом благодари тому, как русские его вели. Это была победа европейского способа ведения войны над русским. И в этом заключается характерная черта этого сражения.

Русский командующий начинает с того, что вырабатывает очень хороший план наступления, заимствованный из опыта наиболее прославленных сражений Наполеона (ведь ни у одного русского генерала не было оригинальных мыслей, даже у Суворова, оригинальность которого проявлялась только в непосредственном наступлении). Затем он приступает к осуществлению этого плана самым верным путем. Он занимает позицию на неприятельском фланге. Стратегический маневр закончен, начинаются тактические действия. И тут сразу отвергается научный, опирающийся на изучение прошлых войн способ ведения войны, способ, выработанный западной цивилизацией, и выступает вперед неприкрытое варварство. Эта блестящая армия с ее старыми воинами, многие из которых прослужили по двадцать пять лет, — этот образец плацпарадной муштры, — оказывается столь неповоротливой, столь неспособной к схваткам рассыпным строем и к борьбе небольшими отрядами, что её офицеры могут только обрушивать эту тяжелую массу на неприятеля. Оставляется всякая мысль о тактическом маневрировании: вперед, вперед, вперед, — вот все, что можно делать. Эта плотная масса живых тел, конечно, уже в силу своей компактности, представляла собой лучшую мишень, которой только мог бы пожелать артиллерист; и в то время как редкие цепи англичан, залегшие за верхушкой холма, были защищены от огня, ядра их производили опустошения в колоннах, имевших значительную глубину, убивая при каждом залпе тридцать — сорок человек, а пули Минье градом летели в противника и вряд ли хоть одна из них могла пролететь мимо мишени таких размеров. Простого натиска этой тяжелой массы должно было быть достаточно, чтобы прорвать ряды союзников. Но здесь русские столкнулись с противником, привыкшим к этому способу ведения войны. Англичане во время своих индийских войн научились выдерживать натиск плотных масс, даже превосходящих их численно. И хотя русские намного выше сикхов или белуджей, но войска, привыкшие побеждать в шесть или восемь раз превосходившие их численно силы сикхов или белуджей, конечно, могли выдержать натиск русских, превосходивших их численно в три раза, коль скоро русские применяли тактику сикхов. Когда русские колонны выходили на вершину холма, их боевые порядки уже были нарушены огнем, и нового залпа с расстояния в пятьдесят ярдов и штыковой атаки оказывалось достаточно, для того чтобы они рассеялись в беспорядке. Позднее, когда русские стали появляться в большем количестве, англичане, по примеру солдат Наполеона, строившихся в каре среди мамелюков у пирамид, стояли среди окружавшей их массы русских. Непоколебимость войск, проникнутых той уверенностью в себе, которой могут обладать лишь солдаты страны, достигшей высокого уровня цивилизации, а также превосходство вооружения и огня англичан решили дело. Русские солдаты стреляют хуже, чем какие-либо другие; они это здесь показали; ведь в противном случае они наверняка уложили бы всех находившихся тут англичан.

Вот в чем особенности инкерманского сражения и его значение. Оно показало, что слава русской пехоты блекнет. Оно показало, что, как бы Россия ни продвигалась по пути прогресса, Запад движется вперед, во всяком случае, вдвое быстрее и что Россия не может рассчитывать на успех в войне против Запада не только при равенстве сил, но даже имея на своей стороне такие преимущества, какие были при Инкермане. Не будь катастрофической гибели союзных транспортов в Черном море, этого сражения было бы достаточно, чтобы окончательно решить успех союзников в Крыму, при условии, что английские и французские генералы воздержались бы от того, чтобы совершать слишком грубые промахи. Мы еще не знаем подробностей этой тяжелой катастрофы, о которой известно только по телеграмме из Лондона, полученной нашим агентом в Ливерпуле как раз перед отходом парохода «Пасифик». Мы еще не знаем, везли ли последние корабли войска или только продовольствие и военное снаряжение, но из молчания телеграфа можно сделать вывод, что они не имели на борту войск. Но если во время этой бури погибли крупные войсковые соединения, отправленные в Крым, то, право, стихия нанесла союзникам гораздо более тяжелый удар, чем неприятель, и союзные войска у Севастополя могут погибнуть от болезней и изнурительных атак прежде, чем станет возможно послать им новые подкрепления.

Другую — и не менее серьезную — угрозу для них таит позиция, занятая немецкими державами. По-видимому, Австрия сейчас впервые обнаруживает действительную склонность порвать с западными державами и присоединиться к царю, а за ней пойдет вся Германия. Как бы то ни было, не подлежит сомнению, что теперь близок момент, когда война должна принять колоссальные, ужасные размеры и охватит всю Европу своим пламенем.

Написано Ф. Энгельсом 27 ноября 1854г

Печатается по тексту газеты

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» № 4261, 14 декабря 1854г в качестве передовой

Перевод с английского