К. МАРКС. КОШУТ И МАДЗИНИ. — ПРОИСКИ ПРУССКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА. — ТОРГОВЫЙ ДОГОВОР МЕЖДУ АВСТРИЕЙ И ПРУССИЕЙ. «TIMES» И ЭМИГРАНТЫ

 

Лондон, пятница, 18 марта 1853г.

Сегодня парламент прерывает свои заседания до 4 апреля по случаю пасхальных каникул.

В одной из прежних статей я сообщал в соответствии с общепринятой версией, что жена Либени была в Пеште подвергнута австрийцами порке. Впоследствии я установил, что он никогда не был женат; равным образом оказался совершенно необоснованным и другой циркулировавший в лондонской прессе слух, будто бы он пытался отомстить за своего отца, обиженного австрийцами. Он действовал исключительно под влиянием политических мотивов и до последней минуты сохранил твердость духа и вел себя, как герой.

Еще до получения настоящей статьи вы из английских газет узнаете ответ Кошута на заявление Мадзини. Я, с своей стороны, полагаю, что Кошут еще больше ухудшил свое и без того плохое положение. Противоречие между его первым заявлением и последним настолько очевидно, что мне нет надобности подробно доказывать это. Помимо того и в языке обоих документов обнаруживается различие, вызывающее неприятное чувство: первый написан гиперболическим языком восточного пророка, второй — казуистическим судейским стилем адвоката.

Друзья Мадзини утверждают теперь в один голос, что миланское восстание было навязано ему и его товарищам обстоятельствами, над которыми они были не властны. Но, с одной стороны, в силу самой природы заговоров им свойственны преждевременные вспышки — либо вследствие измены, либо в результате случая. С другой стороны, если вы в течение трех лет кричите: действовать; действовать, действовать, и весь ваш революционный словарь ограничивается одним словом «восстание», то нельзя рассчитывать, что у вас хватит авторитета продиктовать в любой момент: восстания не должно быть. Как бы то ни было, жестокость австрийцев превратила миланскую неудачу в настоящее начало национальной революции. Послушаем, например, сегодняшнее сообщение хорошо осведомленного органа лорда Пальмерстона «Morning Post»:

 

«Народ Неаполя ждет движения, которое наверняка вспыхнет в Австрийской империи. Тогда восстанет вся Италия от границ Пьемонта до Сицилии, и произойдут ужасные бедствия. Итальянские войска разбегутся, так называемые швейцарские солдаты, набранные со времени революции 1848г., не спасут итальянских государей. Италия идет навстречу невероятной республике. Таков будет, несомненно, ближайший акт драмы, начавшейся в 1848 году. Дипломатия исчерпала все свои силы в борьбе за итальянских государей».

 

Аурелио Саффи, подписавший прокламацию Мадзини и совершивший поездку по Италии перед восстанием, открыто признает в письме, адресованном в «Daily News», что «высшие классы погрузились в апатию, равнодушие или отчаяние» и что только «народ Милана», пролетариат,

 

«лишенный руководства и предоставленный своим собственным инстинктам, сохранил перед лицом деспотизма австрийских проконсулов и судебных убийств, совершаемых военными судами, веру в будущее родины и единодушно готовился к мести».

 

Итак, большим прогрессом для партии Мадзини является то, что она, наконец, убедилась, что даже в национальных восстаниях против чужеземного деспотизма имеет место такая вещь, как классовые различия, и не от высших классов можно ожидать в наше время революционного движения. Может быть, сторонники Мадзини сделают еще шаг вперед и проникнутся сознанием, что им самим надо серьезно заняться материальным положением сельского населения Италии, если они хотят встретить отклик на свой лозунг «Dio e popolo» {«Бог и народ»}. В будущем я намерен подробно обрисовать те материальные условия, в которых живет подавляющее большинство сельских жителей этой страны, — условия, которые до настоящего времени делают их если не реакционными, то, по крайней мере, равнодушными к национальной борьбе Италии.

Две тысячи экземпляров брошюры, выпущенной мной недавно в Базеле под заглавием «Разоблачения о кёльнском процессе коммунистов» («Enthullungen über den Kolner Kommunisten-Prozess») {см. этот том}, конфискованы на баденской границе и сожжены по требованию прусского правительства. Ссылаясь на новый закон о печати, навязанный Швейцарскому союзу континентальными державам и, базельское правительство, которое конфисковало также некоторое число экземпляров, еще находившихся у издателя, намерено возбудить преследование против издателя г-на Шабелица, его сына {Якоба Шабелица} и владельца типографии. Это будет первый процесс такого рода в Швейцарии, и дело уже стало предметом спора между радикалами и консервативной партией. Насколько озабочено прусское правительство тем, чтобы скрыть от общественного мнения подлости, совершенные им во время кёльнского процесса, вы можете заключить уже по тому факту, что министр иностранных дел, разослав приказы о конфискации (Fahndebriefe) брошюры, где бы она ни появилась, не осме­лился при этом даже указать ее настоящее заглавие. Чтобы ввести публику в заблуждение, он называет брошюру «Теорией коммунизма», в то время как она не содержит ничего, кроме разоблачения прусских государственных тайн.

Единственный «прогресс», достигнутый официальной Германией после 1848г., это — заключение австро-прусского торгового договора — et encore! {да и к тому же!} этот договор снабжен таким количеством clausulae {оговорок}, уснащен таким количеством исключений и откладывает столько важных вопросов до будущего урегулирования их еще не существующими комиссиями и в то же время предусматривает фактически столь незначительное понижение тарифа, что весь он равносилен лишь мечте о действительном торговом объединении Германии и лишен всякого практического значения. Наиболее характерная черта договора — это новая победа Австрии над Пруссией. Эта коварная, низкая, трусливая, колеблющаяся лжедержава и на этот раз подчинилась своей более жестокой, но более откровенной сопернице. Австрия не только навязала Пруссии договор, который последняя согласилась принять лишь скрепя сердце, но Пруссия вынуждена также восстановить старый Таможенный союз со старым тарифом, иначе говоря обязалась в течение двенадцати лет ничего не менять в своей торговой политике без единодушного согласия более мелких государств, входящих в Таможенный союз, то есть без разрешения Австрии (южногерманские государства не только в политическом, но и в торговом отношении являются вассалами Австрии и, следовательно, врагами Пруссии). Со времени восстановления монархии «божьей милостью» Пруссия опускалась все ниже и ниже. По-видимому, король Пруссии, «для своего времени мудрый человек», полагает, что в том унижении, которое его правительству приходится сносить за границей, его народ может найти утешение и награду за свое подчинение бесчеловечному деспотизму.

Вопрос об эмигрантах еще не урегулирован. Полуофициальная «Oesterreichische Correspondenz» опровергает утверждение, будто Австрия направила в данный момент английскому правительству новую ноту, ибо «поскольку недавние события показали восстановление влияния лорда Пальмерстона, император­ское правительство не может подвергать свое достоинство неминуемой угрозе». Я уже писал вам о заявлении Пальмерстона в палате общин {см. http://lugovoy-k.narod.ru/marx/08/79.htm}. Из английских газет вы знаете об австрофильском заявлении Абердина в палате лордов, согласно которому английское правительство готово взять на себя роль австрийского шпиона и главного поверенного по судейской части. Газета Пальмерстона Morning Post»} теперь следующим образом отзывается по поводу высказываний его коллеги:

 

«Даже по поводу более умеренных уступок, на которые лорд Абердин, по-видимому, склонен пойти, мы не .можем сказать, что относительно их у нас имеется большая уверенность в успехе... Никто не смеет предлагать британскому правительству, чтобы оно сделало попытку превратиться и орудие чужой политики и сыграть роль политической ловушки».

 

Вы видите, какое доброе согласие царит в синедрионе мафусаилова министерства между «старческой немощью и либеральной энергией». Со столбцов всей лондонской прессы раздается единодушный крик возмущения против Абердина и палаты лордов. Единственным позорным исключением является «Times».

Вы помните, что «Times» начал с доносов на эмигрантов и побуждал иностранные державы требовать их изгнания. Когда он убедился, что предложение о возобновлении закона об иностранцах будет — с позором для министерства — отклонено в палате общин, он внезапно стал изливаться риторическими описаниями тех жертв, на которые он — еще бы! — был бы готов пойти ради сохранения права убежища. Наконец, после любезного обмена мнениями между сиятельными лордами в верхней палате он вознаградил себя за свою высокую гражданскую добродетель, позволив себе следующую злобную вспышку в передовой статье от 5 марта:

 

«Во многих странах континента полагают, что нам доставляет наслаждение присутствие в нашей стране зверинца эмигрантов, этих свирепых личностей всех национальностей, способных на всякое преступление... Думают ли те иностранные писатели, которые протестуют против присутствия их объявленных вне закона соотечественников в Англии, что судьба эмигранта в нашей стране достойна зависти? Мы хотим рассеять их заблуждение. Этот жалкий класс существ живет большей частью в нищете и убожестве, ест горький хлеб чужбины, да и то, когда ему, поглощаемому мутными волнами этого огромного города, удается достать его... Наказанием для них служит изгнание в наиболее жестокой форме».

 

Что касается последнего пункта, то «Times» прав: Англия — великолепная страна, если только не приходится жить в ней.

На «небе Марса» Данте встречает своего предка Каччагвиду ди Элизеи, который в следующих словах предсказывает ему его предстоящее изгнание из Флоренции:

 

«Tu proverai si come sa di sale

Lo pane altrui, e com'e duro calle

Lo scendere, e'l salir per l'altrui scale».

«Узнаешь ты, как горек хлеб не свой,

Как тяжело всходить и опускаться

По лестницам чужим в стране чужой».

 

Счастливый Данте! Он также был «существом, принадлежавшим к жалкому классу, называющемуся политическими эмигрантами», однако ему не грозили нападки врагов в духе ничтожных передовиц «Times»! Еще более счастливый «Times»! Он избежал «резервированного места» в дантовом «Аду»!

Если, как выражается «Times», эмигранты вынуждены есть горький хлеб чужбины, который к тому же, как забыл он добавить, обходится им весьма дорого, то разве сам «Times» не жиреет за счет плоти и крови иностранцев? Сколько передовых статей и сколько фунтов анонимные пифии этой газеты извлекли из французских революций, германских восстаний, итальянских вспышек и венгерских войн, из французских расстрелов и австрийских виселиц, из конфискованных голов и обезглавленных состояний! Как несчастен был бы «Times», если бы на континенте не существовало «свирепых личностей» и он должен был бы изо дня в день пробавляться низкосортными продуктами Смитфилдского рынка, дымом лондонских труб, грязью, свирепыми извозчиками, шестью мостами через Темзу, погребениями в черте города, зачумленными кладбищами, загрязненной питьевой водой, железнодорожными катастрофами, фальсификацией мер и весов и прочими интересными предметами, составляющими постоянный ассортимент этой газеты в периоды, когда на континента царит затишье. «Times» не изменился с того времени, когда он требовал от английского правительства казни Наполеона I.

 

«Приняли ли во внимание», — писала эта газета в номере от 27 июля 1815г., — «какое действие неизбежно окажет на недовольных во всех частях Европы известие о том, что этот человек все еще жив? Они подумают,— и с полным правом, — что союзные государи боятся посягнуть на жизнь человека, имеющего столько почитателей и сторонников».

 

Эта же газета проповедовала крестовый поход против Соединенных Штатов Америки:

 

«Никакого мира с Америкой до тех пор, пока не будет покончено с этим вредным примером победоносного демократического мятежа».

 

В редакции «Times» нет «свирепых» личностей с континента. Как раз наоборот. Там, например, имеется жалкий человечек, пруссак, по имени Отто фон Венкштерн, некогда издававший немецкую газетку, а впоследствии впавший в Швейцарии в нищету и убожество, так что он вынужден был апеллировать к карману Фрейлиграта и других эмигрантов, пока, наконец, не поступил в услужение к прусскому послу в Лондоне, небезызвестному Бунзену, и не сделался одновременно неотъемлемой частью оракула на Принтинг-хаус-сквере. В редакции «Times» имеется немало других подобных кротких личностей с континента, которые образуют связующее звено между континентальной полицией и ведущей газетой Англии.

Примером свободы печати в Англии может служить следующий факт. Перед полицейским судом на Боу-стрит в Лондоне предстал г-н Э. Трулоу, живущий на Стренд-стрит, по обвинению, возбужденному против него уполномоченными ведомства по делам внутренних сборов на основании акта шестого и седьмого года царствования Вильгельма IV, глава 76; он обвинялся в продаже газеты, носившей название «Potteries Free Press» и напечатанной без уплаты соответствующего штемпельного сбора. Четыре номера этой газеты были напечатаны в городе Сток-он-Трент. Ее номинальным собственником был Кол-лет Добсон Коллет, секретарь Общества борьбы за отмену налогов па знания, который стал выпускать газету «в соответствии с практикой Управления гербовыми сборами, разрешившего газетам «Athenaeum», «Builder», «Punch», «Racing Times» и др. печатать без уплаты штемпельного сбора отчеты о текущих событиях и комментарии к ним»; его нескрываемым намерением было вызвать преследование со стороны правительства с целью добиться судебного определения, какие именно сообщения должны быть освобождены от штемпельного сбора в один пенс. Судья, г-н Генри, еще не вынес своего решения. Впрочем, оно не будет иметь большого значения, так как издание указанной газеты было предпринято не в качестве вызова закону о штемпельном сборе, а лишь для того, чтобы использовать все еще существующую двусмысленность в букве закона.

Сегодняшние английские газеты печатают телеграмму из Константинополя от 6 марта, согласно которой Фуад-эфенди, министр иностранных дел, заменен Рифаат-пашой. Эту уступку вынудил у Порты русский чрезвычайный посол князь Меншиков. Спор по поводу святых мест до сих пор еще не улажен между Россией, Францией и Портой, так как Луи-Наполеон, чрезвычайно раздраженный интригами России и Австрии с целью помешать его коронованию папой, намерен взять реванш за счет турок. В ближайшей статье я намереваюсь остановиться на этом вечно вновь всплывающем восточном вопросе, этом pons asini европейской дипломатии.

Написано К. Марксом 18 марта 1853г.

Печатается по тексту газеты

Напечатано в газете «New-York Daily Tribune» №3733, 4 апреля 1853г.

Подпись: Карл Маркс

Перевод с английского

Hosted by uCoz