СОГЛАСИТЕЛЬНЫЕ ДЕБАТЫ
Кёльн, 14 июля. Сегодня мы переходим ко второй части
согласительного заседания 7 июля. После столь неприятных для г-на Ганземана
прений о финансовой комиссии господам министрам пришлось пережить еще целый ряд
менее значительных огорчений. Это был день неотложных предложений и
интерпелляций, день нападок и тяжких затруднений для министерства. Депутат Вандер
внес предложение, согласно которому чиновник, незаконно арестовавший
какого-либо гражданина, обязан выплатить пострадавшему полное возмещение убытка
и, кроме того, отбыть заключение, в четыре раза превышающее срок заключения
того, кто был подвергнут им аресту.
Предложение, не признанное неотложным,
передается в специальную комиссию.
Министр юстиции Меркер заявляет,
что принятие этого предложения не только не усилит предусмотренное существующим
законодательством наказание чиновников, производящих незаконные аресты, а,
напротив, смягчит его. (Браво.)
Г-н министр юстиции забыл только
упомянуть, что по существующим, а именно старопрусским законам для чиновника почти
невозможно арестовать кого-либо незаконно. Самый произвольный арест
может быть оправдан на основании параграфов старого почтенного прусского права.
Кстати, мы обращаем внимание на весьма
непарламентарный прием, к которому стали прибегать господа министры. Они
выжидают, пока предложение не будет передано в специальную комиссию или
отделение, а потом уже высказываются по этому поводу. Это дает им полную уверенность
в том, что никто не сможет им возразить. Так поступил г-н
Ганземан при обсуждении предложения г-на Борриса {см. http://lugovoy-k.narod.ru/marx/05/062.htm}, так
поступает сейчас и г-н Меркер. В Англии и Франции господ министров, которые
стали бы так непозволительно вести себя в парламенте, совершенно по-иному
призвали бы к порядку. Но в Берлине!
Г-н Шульце из Делича вносит
предложение: потребовать от правительства немедленно внести в Собрание
для обсуждения в отделениях все уже разработанные и еще разрабатываемые проекты
органических законов.
В этом предложении снова содержится
скрытый упрек правительству в бездеятельности или сознательном оттягивании
внесения в Собрание органических законов, дополняющих конституцию. Упрек тем
более чувствительный, что как раз в то же самое утро были внесены на обсуждение
два законопроекта, в том числе и законопроект о гражданском ополчении. Казалось
бы, министр-президент, будь он немного энергичнее, должен был бы решительно
отвергнуть это предложение. Но вместо этого он произносит лишь несколько общих
фраз о стремлении правительства всячески идти навстречу справедливым пожеланиям
Собрания — и предложение принимается большинством голосов.
Г-н Бессер делает запрос военному
министру по поводу отсутствия воинского устава. Прусская армия — единственная,
не имеющая подобного устава. Вследствие этого во всех воинских подразделениях,
вплоть до рот и эскадронов, царит полный разнобой во взглядах на самые важные
вопросы военной службы и, в частности, на вопрос о правах и обязанностях
различных воинских чинов. Правда, существуют тысячи приказов, распоряжений и
предписаний, но именно вследствие своей многочисленности, запутанности и
противоречивости они более чем бесполезны. Кроме того, все эти документы
проходят через ряд промежуточных инстанций и обрастают всевозможными
дополнениями, пояснениями, комментариями и комментариями к комментариям,
которые делают их совершенно неузнаваемыми. Такая путаница, разумеется,
способствует произволу начальников, в то время как подчиненные от этого только
страдают. Вследствие этого подчиненный не знает никаких прав, а только одни
обязанности. Когда-то существовал воинский устав, который назывался уставом из
свиной кожи, но в 20-х годах он был изъят из частного пользования. С тех
пор ни один подчиненный не может ссылаться на него в защиту своих
интересов, в то время как высшее начальство продолжает применять его
против подчиненных! Точно так же обстоит дело и с уставом гвардейского
корпуса, который никогда не доводился до сведения армии и который оставался
совершенно недоступным для подчиненных, подвергавшихся тем не менее наказаниям
согласно предписаниям устава! Господам штабным офицерам и генералам эта
путаница, разумеется, только на руку, так как она позволяет им осуществлять самый
необузданный произвол и жестокую тиранию. Но младшие офицеры, унтер-офицеры и
солдаты страдают от этого, и именно в их интересах г-н Бессер делает запрос генералу
Шреккенштейну.
Можно себе представить, как изумлен был
г-н Шреккенштейн, когда он услышал эти длинные излияния «бумагомараки»,
как любили выражаться в тринадцатом году! Как, прусская армия не имеет
воинского устава? Какой вздор! Честное слово, прусская армия имеет самый лучший
устав в мире и к тому же самый короткий, он состоит всего лишь из двух слов: «Подчиняться
приказу!». Если солдат этой армии, «где нет рукоприкладства», получает
тумаки, пинки и удары прикладом, или какой-нибудь только что выскочивший из
кадетского корпуса молокосос лейтенант дергает его за бороду или дает ему
щелчок по носу, и солдат на это пожалуется, то следует ответ: «Подчиняться
приказу!». Если какой-нибудь подвыпивший майор, чтобы доставить себе особое
развлечение после обеда, приказывает своему батальону маршировать по болоту, по
пояс в воде и заставляет солдат выстраиваться там в каре, а подчиненный
осмеливается жаловаться, то следует ответ: «Подчиняться приказу!». Если
офицерам запрещается посещать то или иное кафе и они позволяют себе сделать по
этому поводу замечание, то следует ответ: «Подчиняться приказу!». Это
самый лучший из всех воинских уставов, так как он подходит для всех случаев.
Г-н Шреккенштейн — единственный из
всех министров, который еще не пал духом. Солдат, который служил при Наполеоне,
который в течение тридцати трех лет проходил прусскую военную муштру, которому
не раз приходилось слышать свист пуль над головой, не испугается же в самом
деле соглашателей и их интерпелляций! А тем более, когда грозит опасность
великому правилу «подчиняться приказу!».
Господа, говорит он, мне уж это лучше
знать. Мне виднее, что именно в этом деле надо изменить. Речь здесь идет о
ломке, а ломку не надо производить, потому что восстановление — очень трудное
дело. Военная система разработана Шарнхор-стом, Гнейзенау, Бойеном и
Грольманом, ей подчиняются 600000 вооруженных и обученных тактике граждан, и
каждому гражданину она обеспечивает будущее, пока сохраняется дисциплина.
Дисциплину же я намерен сохранить, и этим все сказано.
Г-н Бессер: Г-н Шреккенштейн совсем
не ответил на вопрос. Но из его слов можно сделать заключение, что он считает,
будто воинский устав подорвет дисциплину!
Г-н Шреккенштейн: Как я уже сказал,
я буду делать то, что в данный момент необходимо для армии и идет на пользу службе.
Г-н Бенш: Мы имеем право, по
крайней мере, требовать, чтобы г-н министр ответил нам хотя бы «да» или «нет»
или заявил, что он не желает отвечать. До сих пор мы слышали лишь уклончивые
ответы.
Г-н Шреккенштейн, раздраженно: Я не
считаю полезным для службы обсуждать далее эту интерпелляцию.
Служба, всегда служба! Г-н Шреккенштейн
все еще думает, что он является начальником дивизии и разговаривает со своими
офицерами. Он воображает, что и в роли военного министра он обязан
интересоваться только службой, а вовсе не правовым положением различных чинов
армии по отношению друг к другу и уж во всяком случае не отношением армии к
государству в целом и к его гражданам! Мы все еще живем во времена
Бодельшвинга; дух старого Бойена безраздельно царит в военном министерстве.
Г-н Пегса делает запрос по поводу
насилий, совершенных по отношению к полякам в Мельцыне {польское название: Мельжин} 7 июня.
Г-н Ауэрсвальд отвечает, что он
должен подождать подробных сообщений.
Итак, спустя целый месяц, т. е.
через 31 день после этих событий, г-н Ауэрсвальд еще не имеет подробных
сообщений! Замечательный способ управления!
Г-н Бенш делает запрос г-ну
Ганземану: предполагает ли он в докладе о бюджете дать обзор управления Seehandlung с 1820г. и государственным казначейством
с 1840 года.
Г-н Ганземан заявляет под громкий
смех присутствующих, что сможет дать ответ через неделю!
Г-н Бенш делает второй запрос по
поводу поддержки эмиграции со стороны правительства.
Г-н Кюльветтер отвечает, что это
общегерманское дело, и отсылает г-на Бенша к эрцгерцогу Иоганну.
Г-н Гребель делает запрос г-ну
Шреккенштейну относительно чиновников военного ведомства, которые одновременно
являются офицерами ландвера. На время учений ландвера они числятся на
действительной службе и тем самым лишают других офицеров ландвера возможности
проходить военное обучение. Он предлагает, чтобы эти чиновники были освобождены
от службы в ландвере.
Г-н Шреккенштейн отвечает, что он
выполнит свой долг и даже рассмотрит этот вопрос.
Г-н Фелъдхаус интерпеллирует г-на
Шреккенштейна относительно солдат, погибших 18 июня во время похода из Познани
в Глогау {Глогув}, и о принятых мерах по наказанию виновных
в этом варварстве.
Г-н Шреккенштейн: Этот случай имел
место. Рапорт командира полка уже поступил. Рапорт главного командования,
которое определило этапы похода, еще не получен. Ввиду этого я пока не могу
определенно сказать, был ли нарушен походный порядок. Кроме того, здесь речь
идет об обвинении офицера штаба, а такие обвинения всегда тягостны. Надеюсь,
что «высокое общее собрание» (!!!) потерпит, пока поступят рапорты.
Г-н Шреккенштейн не характеризует это
варварство как варварство, для него вопрос лишь в том, "подчинился
ли" соответствующий майор «приказу». И какое значение имеет то,
что 18 солдат самым жалким образом, подобно скоту, погибают на большой дороге, если
только имеет место подчинение приказу!
Г-н Бенш., который сделал тот же
запрос, что и г-н Фельдхаус, указывает: Я беру свой запрос обратно, поскольку
он стал излишним, но требую, чтобы г-н военный министр назначил день, когда он
даст ответ. Прошло уже три недели со времени этого события, и рапорты
давным-давно могли бы уже поступить.
Г-н Шреккенштейн: Не было потеряно
ни одной минуты, рапорты главного командования были затребованы немедленно.
Председатель хочет обойти вопрос.
Г-н Бенш: Я только прошу военного
министра дать ответ и назначить для этого день.
Председатель: Угодно ли г-ну Шреккенштейну...
Г-н Шреккенштейн: Совершенно
невозможно предусмотреть, когда это будет сделано.
Г-н Гладбах: Параграф 28 регламента
вменяет министрам в обязанность назначать день для ответа. Я также настаиваю на
этом.
Председатель: Я еще раз спрашиваю г-на министра.
Г-н Шреккенштейн: Определенный день
я назначить не могу.
Г-н Гладбах: Я настаиваю на своем
требовании.
Г-н Темме: Я того же мнения.
Председатель: Быть может, г-н министр через две
недели...
Г-н Шреккетитейн: Весьма возможно.
Как только я установлю, имело ли место подчинение приказу, я дам ответ.
Председатель: Итак, через две недели.
Так г-н военный министр выполняет «свой
долг» перед Собранием!
Г-н Гладбах делает еще один запрос
министру внутренних дел относительно отстранения от должности не угодных народу
чиновников и предварительных, лишь временных назначений да освободившиеся
вакансии.
Г-н Кюльветтер дает в высшей
степени неудовлетворительный ответ. Дальнейшие замечания г-на Гладбаха,
несмотря на мужественный отпор, заглушаются ропотом, криками и шумом на скамьях
правых, возмущенных подобной дерзостью.
Предложение г-на Берендса о том,
чтобы ландвер, призванный для несения службы внутри страны, подчинить командованию
гражданского ополчения, не признается неотложным и поэтому снимается. Затем
начинается приятный обмен мнениями по поводу разных ухищрений, связанных с
познанской комиссией. Буря запросов и неотложных предложений утихает; подобно
легкому дуновению зефира и тихому журчанию ручейка на лугу, замирают последние
примиряющие звуки знаменитого заседания 7 июля. Г-н Ганземан удаляется с
утешительной мыслью, что шум и крики правых вплели несколько цветов в его
терновый венец, а г-н Шреккенштейн самодовольно покручивает ус и бормочет:
«Подчиняться приказу!»
Написано Ф. Энгельсом 14 июля 1848г.
Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» №45, 15 июля 1848г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с немецкого