СОГЛАСИТЕЛЬНЫЕ ДЕБАТЫ В БЕРЛИНЕ
Кёльн, 6 июня. Дебаты о соглашении и т. д. продолжаются в
Берлине самым отрадным образом. Вносится одно предложение за другим,
большинство из них даже по пяти-шести раз, чтобы они, чего доброго, не
затерялись на длинном пути по отделениям и комиссиям. При каждом удобном случае
в изобилии ставятся предварительные вопросы, смежные вопросы, промежуточные
вопросы, дополнительные вопросы и главные вопросы. По поводу каждого из этих
больших и малых вопросов непременно завязывается непринужденный разговор «с
места» с председателем, министрами и т.д., и это дает желанный отдых среди
утомительной работы «больших дебатов». Особенно любят высказывать свое мнение в
таких задушевных беседах те безыменные соглашатели, которых стенограф
обыкновенно обозначает как «голос». Впрочем, эти «голоса» так горды своим правом
голоса, что подчас, как это случилось 2 июня, «голосуют одновременно и за и
против». Но затем среди этой идиллии вспыхивает со всем величием трагедии
борьба в стиле больших дебатов — борьба, которая ведется не только словесно, с
трибуны, но в которой принимает участие также и хор соглашателей: они топают
ногами, шумят, стараются перекричать друг друга и т. п. Драма, разумеется,
заканчивается всякий раз победой добродетельных правых и почти всегда решается
призывом консервативной рати приступить к голосованию.
На заседании 2 июня г-н Юнг сделал
запрос министру иностранных дел по поводу соглашения с Россией о выдаче беглых
преступников. Известно, что уже в 1842г. общественное мнение заставило
разорвать это соглашение и что оно было возобновлено во время реакции 1844
года. Известно, что русское правительство забивает кнутом на смерть или
отправляет в Сибирь лиц, ему выданных. Известно, что соглашение о выдаче
уголовных преступников и бродяг — удобный предлог для выдачи русским властям
политических эмигрантов.
Г-н Арним, министр иностранных дел,
ответил следующим образом:
«Никто, разумеется, не станет возражать
против выдачи дезертиров, потому что, по общему правилу, дружественные
государства всегда выдают их друг другу».
Мы принимаем к сведению, что Россия и
Германия, по мнению нашего министра, являются «дружественными государствами». В
самом деле, многочисленные войска, которые Россия стягивает у Буга и Немана, не
имеют другой цели, как возможно скорее освободить «дружественную» Германию от
ужасов революции.
«К тому же решение о выдаче преступников
выносится судами, так что имеются все гарантии того, что обвиняемые не будут
выданы до окончания следствия по уголовному делу».
Г-н Арним старается уверить Собрание,
будто прусские суды ведут следствие по поводу обвинений, предъявляемых преступникам.
Совсем наоборот! Русские или русско-польские судебные власти посылают прусским
властям постановление о привлечении данного эмигранта к судебной ответственности.
Прусскому суду надлежит только установить, является ли этот документ аутентичным,
и если этот вопрос решается в утвердительном смысле, суд должен вынести
постановление о выдаче; «так что имеются все гарантии того», что русскому
правительству достаточно лишь дать знак своим судьям, чтобы заполучить закованным
в прусские цепи любого эмигранта, если ему еще не предъявлено обвинение
политического характера.
«Само собой разумеется, что собственные
подданные не подлежат выдаче».
«Собственные подданные», г-н феодальный
барон фон Арним, уже потому не могут быть выданы, что в Германии не существует
больше никаких «подданных», с тех пор как народ отважился завоевать себе
свободу на баррикадах.
«Собственные подданные»! И это мы,
выбирающие собрания, предписывающие королям и императорам суверенные законы, мы
— «подданные» его величества прусского короля?
«Собственные подданные»! Если бы у
Собрания была хоть искра революционной гордости, которой оно обязано своим
существованием, оно единодушным криком негодования смело бы раболепного министра
с трибуны и с министерской скамьи. Но оно спокойно пропустило мимо ушей
позорное выражение. Не раздалось ни малейшего протеста.
Г-н Рефельд сделал запрос г-ну
Ганземану по поводу закупок шерсти, возобновленных Seehandlung, а также по поводу преимуществ,
предоставляемых английским покупателям по сравнению с немецкими, в виде
предложения учета векселей. Шерстяная промышленность, испытывавшая упадок в
результате общего кризиса, рассчитывала получить по крайней мере небольшую
выгоду от закупок шерсти по весьма низким ценам этого года. Но тут появляется Seehandlung и вздувает цены своими колоссальными закупками.
Одновременно это общество предлагает английским покупателям значительно
облегчить закупку путем учета надежных векселей на Лондон — мероприятие, которое
тоже способно привести к повышению цен путем привлечения новых покупателей и
дает значительное преимущество иностранным покупателям по сравнению с
отечественными.
Seehandlung является наследием абсолютной монархии, которая
использовала его в различных целях. В течение двадцати лет это общество сводило
к простой фикции закон 1820г. о государственном долге и весьма неприятным
образом вмешивалось в торговлю и промышленность.
Затронутый г-ном Рефелъдом вопрос,
в сущности, представляет мало интереса для демократии. Речь здесь идет о том,
получат ли на несколько тысяч талеров прибыли больше или меньше производители
шерсти, с одной стороны, или же фабриканты шерсти — с другой.
Производители шерсти — почти исключительно
крупные землевладельцы, бранденбургские, прусские, силезские и познанские
феодалы.
Фабриканты шерсти — по большей части
крупные капиталисты, представители крупной буржуазии.
В вопросе о ценах на шерсть речь идет,
таким образом, не об общих интересах, а о классовых интересах, о том, кто кого
будет стричь — земельная аристократия крупную буржуазию или крупная буржуазия —
земельную аристократию.
Г-н Ганземан, посланный в Берлин в
качестве представителя крупной буржуазии, которая ныне является правящей партией,
предает ее дворянам-землевладельцам, партии побежденной.
Для нас, демократов, имеет значение лишь
то, что г-н Ганземан становится на сторону побежденной партии, что он поддерживает
не просто консервативный класс, а класс реакционный. Признаться, от
буржуа Ганземана мы этого не ожидали.
Г-н Ганземан заверил сперва, что он
вовсе не является защитником Seehandlung, а затем добавил: нельзя сразу прекратить закупки Seehandlung и закрыть его фабрики. Что касается закупок шерсти, то
существуют договоры, в силу которых закупка определенного количества шерсти в
этом году составляет... обязательство Seehandlung. Я полагаю, что, если в каком-либо году такого
рода закупки могут не нанести ущерба частному обороту, то это относится именно
к текущему году (?)... Ибо в противном случае произошло бы слишком большое
падение цен.
По всей этой речи видно, что г-ну
Ганземану было при этом не по себе. Он дал согласие действовать в угоду
Арнимам, Шафгочам и Иценплицам в ущерб интересам фабрикантов шерсти и теперь
вынужден защищать свой необдуманный шаг доводами современной политической
экономии, столь беспощадной по отношению к дворянству. Он сам отлично сознает,
что водит за нос все Собрание.
«Нельзя сразу прекратить закупки Seehandlung и закрыть его фабрики». Следовательно, Seehandlung закупает шерсть и полным ходом ведет работу на своих фабриках.
Если нельзя сразу «закрыть» фабрики Seehandlung, то, разумеется, невозможно и
приостановить закупки. Следовательно, Seehandlung будет поставлять на рынок свои шерстяные изделия, будет еще больше
переполнять и без того переполненный рынок, еще больше понижать и без того
низкие цены. Одним словом, для того, чтобы доставить бранденбургским и другим
юнкерам деньги за их шерсть, Seehandlung будет еще больше обострять нынешний экономический кризис и
отнимать у фабрикантов шерсти немногих еще остающихся у них покупателей.
Что касается истории с английскими
векселями, то г-н Ганземан произносит блестящую тираду по поводу громадных
выгод, которые имеет вся страна от того, что английские гинеи перекочевывают в
карманы бранденбургских юнкеров. Мы не станем, конечно, всерьез останавливаться
на этом вопросе. Нам только непонятно, как мог г-н Ганземан сохранять при этом
серьезный вид. —
На этом же заседании обсуждался еще вопрос
о назначении комиссии по поводу Познани. Об этом завтра.
Написано Ф.
Энгельсом 6 июня 1848г.
Напечатано в «Neue Rheinische Zeitung» №7, 7 июня 1848г.
Печатается по тексту
газеты
Перевод с немецкого