К. МАРКС. ПИСЬМО РЕДАКТОРУ
ГАЗЕТЫ «RÉFORME»
Господин редактор!
В настоящий момент бельгийское
правительство окончательно вступило в ряды сторонников политики Священного
союза. Его реакционные неистовства с неслыханной жестокостью обрушились на
немецких демократов. Если бы мы не были в такой степени возмущены
преследованиями, специальным объектом которых нам самим довелось быть, мы бы от
души посмеялись над тем курьезным положением, в которое поставило себя
министерство Рожье, обвинив нескольких немцев в стремлении навязать бельгийцам
республику, вопреки желанию самих бельгийцев; но дело в том, что в случае,
который мы имеем в виду, гнусное берет верх над смешным.
Прежде всего, господин редактор, следует
поставить Вас в известность, что почти все брюссельские газеты редактируются
французами, бежавшими в большинстве своем из Франции, дабы избежать позорного
наказания, которое угрожало им на родине. Эти французы проявляют в настоящее
время весьма большую заинтересованность в защите независимости Бельгии, которую
все они предавали в 1833 году. Король, министры и их приверженцы использовали
эти газеты, чтобы укрепить мнение, будто бельгийская революция в
республиканском духе была бы только своего рода francequillonnerie {презрительное
выражение на фламандском языке, означающее: «бессмысленное подражание всему
французскому»} и будто вся демократическая агитация, которая сейчас дает себя
чувствовать в Бельгии, вызвана к жизни исключительно экзальтированными немцами.
Немцы никоим образом не отрицают, что они
открыто вступили в союз с бельгийскими демократами, причем они сделали это без
всякой экзальтации. В глазах королевского прокурора это, однако, было
равносильно подстрекательству рабочих против буржуа, это было равносильно возбуждению
недоверия бельгийцев к их возлюбленному немцу-королю, это означало, что
они открывают ворота Бельгии для французского завоевания.
Получив 3 марта в пять часов вечера приказ
покинуть в двадцать четыре часа бельгийское королевство, я в ту же ночь
занялся приготовлениями к отъезду, как вдруг в мою квартиру ворвался
полицейский комиссар в сопровождении десяти полицейских, обшарил весь дом и
кончил тем, что арестовал меня под предлогом отсутствия у меня документов. Не
говоря ужо о совершенно исправных документах, которые г-н Дюшатель вручил мне,
высылая меня из Франции, у меня на руках было предписание о высылке из Бельгии,
врученное мне всего за несколько часов до этого.
Я не стал бы, господин редактор, упоминать
о моем аресте и о грубом обращении, которому я подвергся, если бы с этим не
было связано обстоятельство, которое трудно было бы представить себе даже в
Австрии.
Немедленно после моего ареста жена моя
отправилась к г-ну Жотрану, председателю бельгийской Демократической ассоциации,
чтобы попросить его принять необходимые меры. Вернувшись домой, она застала у
двери полицейского, который, обращаясь к ней с изысканной вежливостью, сказал,
что если она хочет поговорить с г-ном Марксом, то может следовать за ним. Моя
жена с готовностью приняла это предложение. Ее провели в полицейское
управление, где комиссар прежде всего заявил ей, что г-на Маркса здесь нет, а
затем стал грубо ее допрашивать, кто она такая, зачем она ходила к г-ну Жотрану
и имеет ли она при себе документы. Бельгийский демократ г-н Шиго, который
сопровождал мою жену в полицейское управление вместе с полицейским, выразил
свое возмущение нелепыми и в то же время наглыми вопросами комиссара, но полицейские
заставили его замолчать; он был схвачен ими и брошен в тюрьму. Под предлогом
обвинения в бродяжничестве мою жену отвели в тюрьму городской ратуши и заперли
в темном помещении вместе с проститутками. В 11 часов утра целый эскорт
жандармов, сопровождавший ее среди бела дня, доставил ее в кабинет судебного
следователя. Два часа ее продержали в карцере, несмотря на самые решительные
протесты, поступавшие со всех сторон. Она оставалась там, перенося суровый
холод и возмутительнейшее обращение жандармов.
Когда, наконец, она предстала перед
следователем, последний выразил свое удивление по поводу того, что полиция в
своем усердии не арестовала также и малолетних детей. Допрос мог быть только
чисто формальным: вся вина моей жены состоит лишь в том, что, принадлежа к
прусской аристократии, она все же разделяет демократические убеждения своего
мужа.
Я не вхожу во все детали этого
возмутительного дела. Скажу только, что когда мы были выпущены на свободу,
двадцатичетырехчасовой срок уже истек и мы были вынуждены уехать, не получив
возможности взять с собой даже самые необходимые вещи.
Карл Маркс,
вице-председатель брюссельской
Демократической ассоциации
Написано около в марта 1848г.
Напечатано е газете «La Réforme» 8 марта 1848г.
Печатается по тексту газеты
Перевод с французского