Ф. ЭНГЕЛЬС. ДВИЖЕНИЕ ЗА
РЕФОРМУ ВО ФРАНЦИИ
Когда на последней сессии законодательных
палат г-н Эмиль де Жирарден предал гласности многочисленные скандальные факты
подкупа, рассчитывая? таким путем свергнуть правительство; когда правительство
все же выдержало бурю; когда пресловутые двести двадцать пять {большинство палаты депутатов, поддерживавшие правительство
Гизо} заявили, что они
считают себя «удовлетворенными», убедившись в невиновности министерства,— все,
казалось, было кончено, и к концу сессии парламентская оппозиция снова впала в
состояние такого же бессилия и летаргии, какое она обнаружила в начале сессии.
Но дело на этом не кончилось. Хотя гг. Ротшильд, Фульд, Фюльширон и К0 были
удовлетворены, ни народ, ни значительная часть буржуазии удовлетворены не были.
Большая часть французской буржуазии, особенно средняя и мелкая буржуазия, не
могла не видеть, что нынешние избиратели все больше и больше превращаются в
покорных слуг небольшой кучки банкиров, биржевиков, железнодорожных
спекулянтов, крупных промышленников, землевладельцев и шахтовладельцев, о чьих
интересах только и печется правительство. Она понимала, что до тех нор, пока не
будет расширен круг избирателей, ей нечего надеяться вернуть себе в палатах те
позиции, которые она после 1830г. с каждым днем все больше утрачивала. Она
знала, что избирательная и парламентская реформы явятся для нее опасным
экспериментом; но что ей оставалось делать? Видя, как финансовая аристократия —
короли парижской биржи — подкупает и правительство и обе палаты, видя, как ее
собственные интересы открыто попираются, она была вынуждена либо покорно
терпеть и со смиренным спокойствием ожидать того дня, когда произвол правящих
денежных тузов доведет ее до банкротства, либо отважиться на парламентскую реформу.
Она предпочла последнее.
Поэтому месяца четыре тому назад
представители оппозиции всех оттенков объединились для организации демонстрации
в пользу избирательной реформы. Было решено устроить публичный банкет, который
и состоялся в июле в Париже, в зале для танцев Шато-Руж. На нем были
представлены все фракции сторонников реформы, так что собрание получилось
довольно пестрое; но демократы, проявившие наибольшую активность, явно
преобладали. В качестве условия своего участия они потребовали, чтобы не было
тостов за здоровье короля и чтобы вместо этого был провозглашен тост за
суверенитет народа. Комитет, прекрасно понимая, что в самом демократическом
городе Франции ему не удастся устроить внушительную демонстрацию без участия
демократов, вынужден был согласиться. Если мне не изменяет память, вы в свое
время поместили подробный отчет об этом банкете, который со всех точек зрения —
как в численном, так и в интеллектуальном отношении — больше чем что-либо
другое явился подлинной демонстрацией силы парижской демократии.
«Journal des Debats» не преминул поднять отчаянный шум по
поводу этого банкета.
«Как! Не было тоста за короля? И этот тост
был пропущен не по небрежности, не из-за недостатка чувства приличия, — нет,
отказ от него был выставлен частью устроителей в качестве условия их участия!
Нечего сказать, в хорошую компанию попали тихий и миролюбивый г-н Дювержье до
Оранн и поборник моральной силы, монархически настроенный г-н Одилон Барро!
Помилуйте, да ведь это не только республиканизм, это настоящий революционаризм,
пропаганда применения физической силы, социализм, утопизм, анархизм и
коммунизм! Ну нет, господа, мы знаем, кто вы такие, — мы видели образцы ваших
кровавых дел, мы имеем доказательство того, каковы цели вашей борьбы. Пятьдесят
лет назад, господа, вы называли себя Якобинским клубом!»
На следующий день «National» ответила на яростную и неистовую ругань неистовой
в своей умеренности газеты ворохом цитат из личного дневника Луи-Филиппа за
1790 и 1791г., где каждая запись тогдашнего «гражданина Эгалитэ-младшего» начиналась
словами: «Сегодня был у якобинцев». «Сегодня я позволил себе произнести у
якобинцев небольшую речь, которая вызвала горячие аплодисменты». «Сегодня у
якобинцев мне было поручено выполнять обязанности дежурного у входа» и т. д.
Центральный комитет оппозиции призвал
своих друзей в провинции последовать примеру столицы и устраивать повсюду такие
же банкеты в пользу реформы. Так и было сделано: множество банкетов сторонников
реформы состоялось почти во всех частях Франции. Но не везде удалось достигнуть
такого же единства всех фракций сторонников реформы. Во многих небольших
городах буржуазные либералы оказались достаточно сильными, чтобы настоять на
тосте за здоровье короля, обусловив тем самым исключение демократов. В других
местах либералы пытались протащить этот тост в такой форме: «За
конституционного короля и суверенитет народа». Так как демократов не
удовлетворяло и это, либералы продолжали прибегать к уловкам и заменили
«конституционного короля» «конституционными учреждениями», в числе которых, конечно,
молчаливо подразумевалась и королевская власть. Сейчас среди провинциальных
либералов дебатируется важный вопрос — уступить ли им даже и в этом и
отказаться от всяких попыток протащить тост за здоровье короля, в какой бы то
ни было форме и под какой бы то ни было маской, или же открыто отделиться от
демократов, которые в таком случае начнут устраивать свои отдельные банкеты,
конкурирующие с их банкетами. Ведь демократическая партия настаивает на
первоначальном условии соглашения, требуя, чтобы короля вообще не приплетали к
делу, и хотя сторонники «National» в одном случае и проявили некоторые колебания, зато
партия «Réforme» твердо стоит на республиканских
позициях. Во всех крупных городах либералы вынуждены были уступить, и если в
местностях, имеющих меньшее значение, тост за здоровье короля все же был
провозглашен, то это объясняется тем, что такие банкеты стоят очень дорого, и
поэтому участие в них народа, естественно, исключается. По поводу банкета в
Бар-ле-Дюке «Réforme» пишет:
«Всякий, кто принял бы такие демонстрации
за показатель состояния общественного мнения во Франции, без сомнения, совершил
бы большую ошибку; они устраиваются исключительно буржуазией, и народ
совершенно отстранен от участия в них. Если агитация будет ограничена такими же
рамками, как на банкете в Бар-ле-Дюке, она сойдет на нет, как и все буржуазные
движения, например, движение за свободу торговли, которое замерло вскоре же
после нескольких пустых речей».
Первый большой банкет, после парижского,
состоялся в Страсбурге в начале сентября. Он носил довольно демократический
характер, и в конце его один рабочий предложил тост за организацию труда; эти
слова во Франции выражают то, что в Англии
стремится осуществить Национальная ассоциация объединенных профессий, а
именно — освобождение труда от гнета капитала путем организации промышленных,
земледельческих и других предприятий либо самими объединенными рабочими, либо
всем народом в целом, при демократическом правительстве.
Затем последовали банкет в Бар-ле-Дюке —
буржуазная демонстрация, завершившаяся предложенным мэром тостом за здоровье
конституционного короля (разумеется, весьма конституционного!), — а также
банкеты в Кольмаре, Реймсе и Мо; на всех этих банкетах преобладающая роль
целиком принадлежала буржуазии, которой в этих второстепенных городах всегда
удается настоять на своем.
Но банкет в Сен-Кантене опять носил более
или менее демократический характер; а в Орлеане банкет, устроенный в конце
сентября, был от начала до конца чисто демократическим собранием. Судите об
этом по тосту в честь рабочего класса, в ответ на который г-н Мари, один из
самых известных адвокатов Парижа, демократ, произнес речь. Он начал свою речь
следующими словами:
«За рабочих — за людей, которыми всегда
пренебрегают, о которых всегда забывают; за людей, всегда преданных интересам
своей страны, всегда готовых умереть за нее, защищая свою родину от иностранных
захватчиков или охраняя наши учреждения от посягательств внутренних врагов! За
тех, от кого мы потребовали июльских дней и кто дал их нам; за людей, грозных в
своих действиях, великодушных в своих победах, выделяющихся своей отвагой,
честностью и бескорыстием!»
Тост он закончил словами: «Свобода,
равенство, братство!». Характерно, что орлеанский банкет был единственным, на
котором, как мы можем констатировать, были приготовлены приборы для
представителей рабочих.
Банкеты в Куломье, Мелёне и Коне были
опять-таки попросту сборищами буржуазии. Представители «левого центра», буржуазные
либералы из «Constitutionnel» и «Siecle»,
развлекались, слушая речи гг. Барро, Бомона, Друэна де Люиса и прочих подобных
им мелочных торговцев реформой. В Коне демократы открыто высказались против
демонстрации, потому что устроители ее настояли на тосте за здоровье короля.
Тот же дух ограниченности господствовал на банкете в Ла-Шарите, на Луаре.
Напротив, банкет сторонников реформы в
Шартре был целиком демократическим. Никаких тостов в честь короля, зато
произносились тосты за избирательную и парламентскую реформы на самой широкой
основе, за Польшу и Италию, за организацию труда.
На этой неделе состоятся банкеты в Лилле,
Валансьенне, Авене и вообще во всем департаменте Нор. Можно предполагать, что
по крайней мере в Лилле и Валансьенне банкеты будут носить решительно
демократический характер. Другие демонстрации подготовляются на юге Франции, в
Лионе, и на западе. Движение за реформу отнюдь еще не идет на убыль.
Из настоящего отчета вы видите, что в
1847г. движение за реформу с самого начала ознаменовалось борьбой между
либералами и демократами; что в то время, как либералам удалось достигнуть
своих целей во всех менее значительных местностях, демократы оказались сильнее
во всех крупных городах: в Париже, Страсбурге, Орлеане, Шартре и даже в одном
из небольших городов — в Сен-Кантене; что либералы всячески стремились заручиться
поддержкой демократов, что они прибегали к уверткам и шли на уступки, в то
время как демократы нигде не отступали ни на йоту от тех условий, на которых
они соглашались оказывать свою поддержку, и что повсюду, где демократы
участвовали в банкетах, они сумели настоять на своем. Таким образом, все
движение в конечном счете приняло благоприятный для демократии оборот, так как
те банкеты, которые в какой-либо мере привлекли к себе внимание публики, носили
все до одного демократический характер.
Движение за реформу было поддержано
заседавшими в сентябре советами департаментов, которые состоят исключительно из
представителей буржуазии. Советы департаментов Кот-д'Ор, Финистер, Эн, Мозель,
Верхний Рейн, Уаза, Вогезы, Нор и других требовали более или менее широких
реформ, причем ни одна из них, разумеется, не выходит за рамки буржуазного
либерализма.
Но в чем, спросите вы, заключаются
требования реформы? Различных проектов реформы столько же, сколько существует
различных оттенков либералов и радикалов. Самое скромное из выдвигаемых
требований — это распространение избирательного права на так называемые
«таланты» [capacities], или, как вы назвали бы их в Англии, лица ученых профессий, если
даже они и не платят 200 франков прямого налога, уплата которых в настоящее время
только и делает человека избирателем. Кроме того, у либералов есть еще и другие
предложения, более или менее совпадающие с предложениями радикалов, а именно:
1) Расширение понятия несовместимости, т.
е. объявление занятия определенных правительственных должностей несовместимым с
обязанностями депутата. В настоящее время в палате депутатов имеется более 150
подчиненных правительству чиновников, из которых каждый в любую минуту может
быть уволен и потому находится в полной зависимости от министерства.
2) Расширение некоторых избирательных
округов; кое-какие из них насчитывают менее 150 избирателей, и последние,
поэтому, целиком зависят от того влияния, которое правительство оказывает на их
местные и личные интересы.
3) Избрание всех депутатов данного департамента
на совместном собрании всех избирателей в главном городе департамента; таким
путем предполагается более или менее растворить местные интересы в общих
интересах всего департамента и тем самым парализовать коррупцию и давление со
стороны правительства.
Затем выдвигаются предложения снизить
избирательный ценз для различных ступеней выборов. Самое радикальное из этих
предложений исходит от «National», органа республикански настроенных мелких
предпринимателей, который ратует за распространение избирательного права на
всех лиц, принадлежащих к национальной гвардии. Эта мера дала бы право голоса
всему классу ремесленников и лавочников и расширила бы избирательное право в
такой же мере, как билль о реформе в Англии. Но последствия этой меры во
Франции были бы гораздо серьезнее. В этой стране мелкая буржуазия настолько
угнетена и придавлена крупными капиталистами, что, получив право голоса, она
была бы вынуждена немедленно прибегнуть к мерам, означающим прямое нападение на
денежных тузов. Как я уже говорил в статье, посланной вам несколько месяцев
тому назад, мелкая буржуазия была бы увлечена движением все дальше и дальше,
даже против своей воли; она оказалась бы вынужденной либо сдать уже завоеванные
позиции, либо заключить открытый союз с рабочим классом, а это рано или поздно
привело бы к республике {см. http://lugovoy-k.narod.ru/marx/04/14.htm}. Она и
сама до известной степени понимает это. Большая ее часть высказывается за
всеобщее избирательное право, и такого же взгляда держатся сторонники «National», которые выдвигают вышеизложенную меру
лишь поскольку ее можно рассматривать как предварительный шаг на пути к
реформе. Однако из всех парижских ежедневных газет только одна не желает удовлетвориться
ничем другим, кроме всеобщего избирательного права, и понимает под словом
«республика» не просто политические реформы, в результате которых положение
рабочего класса в конечном счете останется таким же бедственным, как и сейчас,
но и социальные реформы, и притом весьма определенные. Эта газета — «Réforme».
Не следует считать, что движение за
реформу исчерпывает всю агитацию, которая ныне ведется во Франции, Это далеко
не так! На всех этих банкетах — будь то либеральные или демократические —
преобладала буржуазия; банкет в Орлеане был единственным, в котором участвовали
рабочие. Рабочее движение развивается своим чередом, наряду с этими банкетами,
бесшумно, под спудом, почти незаметно для тех, кто не дает себе труда
присмотреться к нему. Но оно сейчас развивается более интенсивно, чем
когда-либо. Правительству это очень хорошо известно. Оно разрешало все эти
буржуазные банкеты, но когда в сентябре типографские рабочие Парижа обратились
за разрешением на устройство своего ежегодного банкета, который они до сих пор
регулярно устраивали и который вовсе не носил политического характера, им было
отказано. Правительство испытывает такой страх перед рабочими, что не
предоставляет им ни малейшей свободы. Оно напугано тем, что народ совершенно
отказался от всяких попыток к бунтам и восстаниям. Правительство жаждет бунта и
провоцирует его всеми возможными средствами. Полиция подбрасывает небольшие
бомбы, начиненные подстрекающими к мятежу листовками, которые после взрыва
бомбы разлетаются по улицам. Происшествие в мастерской на улице Сент-Оноре было
использовано как предлог для грубейшего нападения на народ с целью
спровоцировать его на бунт и насилие. В течение двух недель на улицах каждый
вечер собирались десятки тысяч людей; с ними обращались самым гнусным образом;
они совсем уже были готовы силой ответить на применение силы, но сдержались; от
них не добьются повода к изданию новых законов для затыкания рта. И подумайте
только, какое молчаливое понимание, какое единодушное сознание того, что нужно
делать в данный момент, должно было господствовать среди них; каких усилий
стоило народу Парижа подчиниться столь гнусному обращению и не предпринять
безнадежной попытки к восстанию. О каком огромном шаге вперед свидетельствует
эта выдержка, проявленная теми самыми парижскими рабочими, которые редко
выходили на улицы без того, чтобы не разнести в щепы всего, что стоит на их
пути, для которых восстание — привычное дело и которые идут совершать революцию
так же весело, как в кабачок! Но вы глубоко ошибетесь, если заключите из этого,
что революционный пыл народа начал остывать. Напротив, здешние рабочие острее,
чем когда-либо, ощущают необходимость революции, и притом революции гораздо
более основательной и радикальной, чем первая. Но по опыту 1830г. они знают,
что одних боевых действий недостаточно, что, разбив врага, они должны еще
провести меры, которые обеспечат прочность их победы, которые подорвут не
только политическое, но и социальное могущество капитала, которые обеспечат им,
наряду с политической мощью, и социальное благополучие. И поэтому они очень
спокойно ждут cвоего
часа, но тем временем серьезно занимаются изучением тех социально-экономических
вопросов, разрешение которых покажет, какие именно меры только и могут создать
прочную основу для всеобщего благосостояния. За каких-нибудь один-два месяца
среди рабочих парижских мастерских было распродано шесть тысяч экземпляров
книги Луи Блана «Организация труда», причем нужно иметь в виду, что эта книга
уже выдержала пять изданий. Рабочие читают также много других книг по этим вопросам.
Они собираются небольшими группами от десяти до двадцати человек и обсуждают
изложенные в этих книгах различные планы. О революции они разговаривают мало, —
это вещь, не вызывающая сомнений, вопрос, в котором все до единого сходятся; и
в тот момент, когда столкновение между народом и правительством станет
неизбежным, — они вмиг окажутся на улицах и площадях, разроют мостовые,
перегородят улицы омнибусами, повозками и каретами, забаррикадируют каждый
проход, каждый узкий переулок превратят в крепость и двинутся, сметая все
препятствия, от площади Бастилии к Тюильрийскому дворцу. И я боюсь, что
большинство почтенных участников банкетов в пользу реформы запрячется тогда в
самые темные углы своих домов или рассеется, как сухие листья, в вихре народной
грозы. Тогда придет конец гг. Одилону Барро, Бомону и прочим либеральным громовержцам,
и тогда народ будет судить их так же строго, как сами они ныне судят
консервативное правительство.
Написано Ф. Энгельсом в начале ноября 1847г.
Напечатано в газете «The Northern Star» №526, 20 ноября 1847г. с пометкой редакции: «От нашего парижского
корреспондента»
Печатается по тексту газеты
Перевод с английского