КОММУНИЗМ И АУГСБУРГСКАЯ «ALLGEMEINE ZEITUNG»
Кёльн, 15 октября. Аугсбургская газета в № 284 проявила всю свою неуклюжесть, сделав открытие, что «Rheinische Zeitung» — это прусская коммунистка, правда, не настоящая коммунистка, но всё же особа, мечтательно кокетничающая с коммунизмом и платонически строящая ему глазки.
Является ли бескорыстным это неприличное порождение фантазии аугсбургской кумушки, не связано ли это праздное фиглярство её разгорячённого воображения со спекуляциями и дипломатическими расчётами, — об этом пусть читатель судит сам после того, как мы приведём мнимый corpus delicti {состав преступления}.
«Rheinische Zeitung», повествует она, поместила в отделе фельетона коммунистическую заметку о берлинских семейных домах, сопроводив её следующим примечанием: эти сообщения «не лишены интереса для истории этого важного современного вопроса». Отсюда по аугсбургской логике следует, что «Rheinische Zeitung» «преподносит подобного рода неприглядный хлам, снабжая его своей рекомендацией». Выходит, что если я, например, говорю: «Следующие сообщения «Mefistofeles» о домашних делах аугсбургской газеты не лишены интереса для истории этой важничающей дамы», то я тем самым рекомендую грязный «хлам», из которого аугсбургская кумушка выкраивает свой пёстрый гардероб. Или мы потому уже не должны считать коммунизм важным современным вопросом, что он не является современным салонным вопросом, что он носит грязное бельё и не пахнет розовой водой?
Однако аугсбургская кумушка, с полным на то правом, негодует по поводу нашего непонимания. Значение коммунизма заключается-де не в том, что он составляет в высшей степени серьёзный современный вопрос для Франции и Англии. Коммунизм имеет европейское значение уже потому, что аугсбургская газета использовала его ради фразы. Одному из её парижских корреспондентов — новообращённому, который трактует историю, как кондитер ботанику, — недавно пришла в голову фантазия, что монархия должна стремиться усвоить себе на свой лад социалистически-коммунистические идеи. Вам понятно теперь негодование аугсбургской кумушки, которая никак не может простить нам, что мы представили публике коммунизм в его неприкрашенной наготе; вам понятна та жёлчная ирония, с которой она говорит нам: так-то вы рекомендуете коммунизм, которому однажды улыбнулось уже счастье послужить материалом для элегантных фраз аугсбургской газеты!
Второй упрёк по адресу «Rheinische Zeitung» относится к заключительным словам отчёта о произнесённых на Страсбургском конгрессе коммунистических речах; нужно заметить, что обе сводные сестры поделили между собой материал таким образом, что на долю рейнской достались дебаты, а на долю баварской сестрицы — обеды страсбургских учёных. Инкриминируемое место гласит буквально так:
«Положение среднего сословия в настоящее время напоминает положение дворянства в 1789г; в то время среднее сословие требовало для себя привилегий дворянства и добилось их; в настоящее время сословие, которое не владеет ничем, требует доли в богатстве средних классов, стоящих теперь у кормила правления. Среднее сословие в настоящее время лучше защищено от внезапного нападения, чем дворянство в 1789г, и надо надеяться, что проблема будет разрешена мирным путём».
Что пророчество Сиейеса сбылось и что tiers etat {третье сословие} стало всем и хочет быть всем, — это признают с горестным негодованием и Бюлов-Куммеров, и бывший «Berliner politisches Wochenblatt» {намёк на Фридриха Вильгельма IV}, и д-р Козегартен, — словом, все писатели феодального образа мыслей. Что сословие, которое в настоящее время не владеет ничем, требует доли в богатстве средних классов, — это факт, который и без страсбургских речей и вопреки аугсбургскому молчанию бросается всякому в глаза на улицах Манчестера, Парижа и Лиона. Уж не думает ли наша аугсбургская кумушка, что её негодование и её молчание опровергли современные факты? Наглость этой особы проявляется в её увиливании. Она обращается в бегство перед лицом запутанных современных явлений и думает, что пыль, которую она при этом поднимает, равно как и бранные слова, которые она, убегая, со страху бормочет сквозь зубы, так же ослепляют и сбивают с толку непокладистое современное явление, как и покладистого читателя.
Или, быть может, аугсбургская кумушка злится на нашего корреспондента за выражаемую им надежду, что коллизия, существование которой бесспорно, разрешится «мирным путём»? Или же она упрекает нас в том, что мы не прописали тотчас же какого-нибудь испытанного рецепта и не подсунули изумлённому читателю ясного, как день, проекта ни к чему не обязывающего решения проблемы? Мы не обладаем искусством одной фразой разделываться с проблемами, над разрешением которых работают два народа.
Но, — милейшая, дражайшая аугсбургская кумушка! — касаясь коммунизма, вы даёте нам понять, что Германия теперь бедна независимыми по своему положению людьми, что девять десятых образованной молодёжи, стремясь обеспечить свою будущность, выклянчивают у государства хлеб, что наши реки в запустении, судоходство в упадке, что нашим, некогда цветущим, торговым городам недостаёт былого блеска, что свободные учреждения вводятся в Пруссии весьма медленно, а избыток нашего населения беспомощно скитается по свету, утрачивая среди чужих народов свои немецкие черты. И для всех этих проблем вы не предлагаете ни одного средства, ни одной попытки «выяснить себе способ осуществления» великого дела, которое должно избавить нас от всех этих грехов! Или же вы и не ждёте мирного разрешения? Другая статья в этом же номере, помеченная как присланная из Карлсруэ, почти наводит на эту мысль. Даже в отношении Таможенного союза она задаёт Пруссии коварный вопрос: «Можно ли предполагать, что такой кризис пройдёт как какая-нибудь потасовка из-за курения в Тиргартене?» Довод, который вы приводите в защиту вашего неверия, — это довод коммунистический. «Пусть же, в таком случае, разразится кризис в промышленности, пусть пропадут миллионы капитала, а тысячи рабочих останутся без хлеба!» Каким неуместным оказалось наше «мирное ожидание», раз вы решили дать разразиться кровавому кризису; вероятно, с этой целью вы в своей статье, вполне в духе вашей логики, рекомендуете Великобритании врача-демагога д-ра Мак-Дуалла, переселившегося в Америку потому, что «с этой верноподданной породой ничего не предпримешь».
Прежде чем расстаться с вами, мы хотели бы ещё мимоходом обратить ваше внимание на вашу же собственную премудрость. Ведь при вашем методе — отделываться фразами — вы, в простоте душевной, можете то тут, то там высказать правильную мысль, которая, однако, не является вашей мыслью. Вы находите, что полемика г-на Эннекена из Парижа против дробления землевладения приводит его к удивительной гармонии с автономистами! Удивление есть начало философствования, говорит Аристотель. Но для вас это начало является и концом. Разве в противном случае вы не заметили бы того удивительного факта, что в Германии коммунистические принципы распространяются не либералами, а вашими реакционными друзьями?
Кто говорит о корпорациях ремесленников? Реакционеры. Сословие ремесленников должно-де образовать государство в государстве. Не находите ли вы странным, что подобные мысли, выраженные современным языком, означают вот что: «государство должно превратиться в ремесленное сословие»? Если для ремесленника его сословие должно быть государством и если при этом современный ремесленник, как и всякий современный человек, понимает и должен понимать под государством не что иное, как общую всем его согражданам сферу, то можете ли вы соединить оба понятия в какое-либо другое, кроме понятия ремесленного государства?
Кто полемизирует против дробления землевладения? Реакционеры. В появившемся совсем недавно сочинении, проникнутом феодальным духом (Козегартен о парцелляции), автор идёт так далеко, что объявляет частную собственность привилегией. Это — основное положение Фурье. Если люди согласны насчёт основных положений, то разве нельзя спорить при этом о выводах и их применении?
«Rheinische Zeitung», которая не признаёт даже теоретической реальности за коммунистическими идеями в их теперешней форме, а следовательно, еще менее может желать их практического осуществления или же хотя бы считать его возможным, — «Rheinische Zeitung» подвергнет эти идеи основательной критике. Но что такие произведения, как труды Леру, Конси-дерана, и, в особенности, остроумную книгу Прудона нельзя критиковать на основании поверхностной минутной фантазии, а только после упорного и углублённого изучения, — это признала бы и аугсбургская кумушка, если бы она хотела чего-либо большего и была способна на большее, чем салонные фразы. Наше отношение к подобным теоретическим произведениям должно быть тем серьёзнее, что мы не согласны с аугсбургской газетой, которая находит «реальность» коммунистических идей не у Платона, а у своего неизвестного знакомого; этот последний, имея кое-какие заслуги в некоторых областях научного исследования, отдал всё своё состояние и, исполняя волю отца Анфантена, мыл своим сотоварищам тарелки и чистил им сапоги. Мы твёрдо убеждены, что по-настоящему опасны не практические опыты, а теоретическое обоснование коммунистических идей; ведь на практические опыты, если они будут массовыми, могут ответить пушками, как только они станут опасными; идеи же, которые овладевают нашей мыслью, подчиняют себе наши убеждения и к которым разум приковывает нашу совесть, — это узы, из которых нельзя вырваться, не разорвав своего сердца, это демоны, которых человек может победить, лишь подчинившись им. Но аугсбургская газета никогда, конечно, не испытывала тех мук совести, которые возникают, когда субъективные желания человека восстают против объективных воззрений его собственного ума, ибо она не обладает ни собственным умом, ни собственными воззрениями, ни собственной совестью.
Написано К. Марксом 15 октября 1842г