РЕВОЛЮЦИОННЫЕ МАРКСИСТЫ НА МЕЖДУНАРОДНОЙ
СОЦИАЛИСТИЧЕСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ 5—8 СЕНТЯБРЯ 1915г.
Идейная борьба на конференции шла между
сплоченной группой интернационалистов, революционных марксистов и колеблющимися
почти-каутскианцами, составлявшими правый фланг конференции. Сплочение
указанной группы — один из самых важных фактов и один из самых больших успехов
конференции. После целого года войны единственным течением в Интернационале,
которое выступало с вполне определенной резолюцией, — а также с основанным на
вей проектом манифеста, — и объединило последовательных марксистов России,
Польши, Латышского края, Германии, Швеции, Норвегии, Швейцарии, Голландии,
оказалось течение, представленное нашей партией.
Какие же доводы были выдвигаемы против нас
колеблющимися? Немцы признавали, что мы идем навстречу революционным битвам, но
— говорили они — о таких вещах, как братанье в траншеях, политические стачки,
уличные демонстрации, гражданская война, не надо кричать на весь мир. Это
делают, но об этом не говорят. А другие добавляли» это — ребячество, это —
вспышко-пускательство.
За эти до смешного, до неприличного
противоречивые и уклончивые речи немецкие полукаутскианцы наказали сами себя,
приняв выражение симпатии и заявление о необходимости «подражать» членам РСДР
Фракции, которые как раз распространяли наш ЦО «Социал-Демократ», «кричавший на
весь мир» о гражданской войне.
Вы поступаете по дурному примеру
Каутского, отвечали мы немцам: на словах признание грядущей революции, на деле
— отказ от того, чтобы говорить массам прямо о ней, звать к ней, намечать самые
конкретные средства борьбы, которые масса испытывает, узаконяет в ходе революции.
Маркс и Энгельс из-за границы — немецким филистерам казалось ужасным,
что о революционных средствах борьбы хотят говорить из-за границы! — в 1847
году, в знаменитом «Манифесте коммунистической партии», звали к революции,
говорили прямо и открыто о применении насилия, объявляли «презрённым» делом
сокрытие своих революционных целей, задач и приемов борьбы. Революция 1848г.
доказала, что только Маркс и Энгельс подходили к событиям с верной
тактикой. В России, за несколько лет до революции 1905г., в старой «Искре» 1901г.
Плеханов, бывший тогда марксистом,
писал в статье, шедшей без подписи, как выражение взглядов всей редакции, о грядущем
восстании и о таких путях подготовки его, как уличные демонстрации, и даже о таких
технических приемах, как употребление проволоки для борьбы с кавалерией.
Революция в России доказала, что только старые «искровцы» подходили к событиям
с верной тактикой. И теперь: одно из двух. Либо мы действительно твердо убеждены,
что война создает в Европе революционную ситуацию, что вся экономическая и
социально-политическая обстановка империалистской эпохи ведет к революции
пролетариата. Тогда наш безусловный долг разъяснять массам необходимость
революции, звать к ней, создавать соответствующие организации, не бояться говорить
самым конкретным образом о различных приемах насильственной борьбы и об ее
«технике». Этот наш безусловный долг не зависит от того, будет ли революция достаточно
сильна и наступит ли она в связи с 1-ой или 2-ой империалистской войной и т. п.
Либо мы не уверены в том, что ситуация революционна, и тогда нечего по-пустому
употреблять слова о войне с войной. Тогда мы на деле национал-либеральные
рабочие политики зюдекумо-плехановского или каутскианского оттенка.
Французские делегаты тоже заявили, что, по
их убеждению, теперешнее положение дел в Европе приведет к революции. Но,
говорили они, мы пришли сюда не затем, чтобы «давать формулу III Интернационала», это во-1-х; а во-2-х, французский рабочий
«не верит никому и ни во что»; он развращен и пресыщен анархистской и
эрвеистской фразой. Первый довод неразумен, ибо в общем компромиссном манифесте
все же «дана формула» III Интернационала, только непоследовательная, недоговоренная,
недодуманная. Второй довод очень важен, как серьезный фактический довод, учет
особого положения Франции — не в смысле обороны отечества и нашествия неприятеля,
а в смысле «больных мест» французского рабочего движения. Но из этого учета вытекало
бы лишь то, что французские социалисты, может быть, медленнее подходили
бы к общеевропейским революционным выступлениям пролетариата, а вовсе не то, что
эти действия не нужны. Вопрос о том, с какой быстротой пролетариат
разных стран, каким путем, в каких особых формах способен совершать переход к
революционным действиям, этот вопрос вовсе и не ставился на конференции, да и
нельзя было его ставить. Нет еще данных для него. Наше дело пока — сообща проповедовать
верную тактику, а там события покажут темп движения и видоизменения
(национальные, локальные, профессиональные) общего русла. Если французский
пролетариат развращен анархической фразой, то он развращен также и мильеранизмом;
и не наше дело усиливать это развращение недомолвками манифеста.
Не кто иной, как сам Мергейм обронил
характерную и глубоко верную фразу: «партия (социалистическая), Жуо (секретарь
Генеральной конфедерации труда) и правительство — это три головы под одним
колпаком». Это правда. Это факт, доказанный годичным опытом борьбы французских
интернационалистов с партией и с гг. Жуо. Но вывод отсюда только один: нельзя
бороться с правительством, не борясь с партиями оппортунистов и с главарями
анархо-синдикализма. А задачи этой борьбы общий манифест, в отличие от нашей
резолюции, только наметил, но не договорил до конца.
Один итальянец, возражая против нашей
тактики, сказал! «ваша тактика является либо слишком поздно (ибо война уже
начата), либо слишком рано» (ибо война еще не породила условий революции); и
притом вы предлагаете «изменение программы» Интернационала, ибо всегда вся наша
пропаганда велась «против насилия». Нам легко было ответить на это, — цитатой
из «En garde!» («На страже!») Жюля Геда, — что никогда
ни один влиятельный вождь II Интернационала не отрицал применения насилия и непосредственно
революционных приемов борьбы вообще. Всегда все говорили, что легальная борьба,
парламентаризм и восстание взаимно связаны и неизбежно должны переходить
друг в друга, смотря по изменению условий движения. Кстати, из той же книги «En garde!» была приведена нами цитата из речи Геда
1899 года, где он говорит о вероятности войны из-за рынков, колоний и т. п.,
указывая при этом, что если бы при такой войне оказались налицо Мильераны
французский, немецкий, английский, то «что сталось бы с интернациональной
солидарностью пролетариата?». Гед заранее осудил сам себя этой речью. А что
касается до «несвоевременности» проповеди революции, то это возражение покоится
на обычном у романских социалистов смешении понятий: начало революции они
смешивают с открытой и прямой проповедью ее. В России начало революции 1905
года никто не признает ранее 9 января 1905 года; а революционная проповедь в
самом узком смысле, пропаганда и подготовка массовых выступлений, демонстраций,
стачек, баррикад велась годами до этого. Например, старая «Искра» с конца
1900 года вела эту проповедь, как Маркс вел ее с 1847 года, когда о начале
революции в Европе не могло быть еще
и речи.
Когда революция уже началась, тогда ее
«признают» и либералы и другие враги ее, признают часто для того, чтобы
обмануть и предать ее. Революционеры до наступления революции предвидят
ее, сознают ее неизбежность, учат массы ее необходимости, разъясняют массам
пути и способы ее.
Ирония истории сделала так, что именно
Каутский и его друзья, пытавшиеся прямо вырвать из рук Гримма созыв
конференции, пытавшиеся прямо сорвать конференцию левых (ближайшие друзья
Каутского совершали даже поездки для этой цели, что было разоблачено
Гриммом на конференции), именно они толкнули конференцию влево. Оппортунисты
и каутскианцы своей практикой доказывают правильность позиции, занятой
нашей партией.
«Социал-Демократ» №45—46, 11 октября 1915г.
Печатается по тексту газеты
«Социал-Демократ»